Утром около десяти разбудила эсэмэска от Славки, в которой он сообщал, что нам с Катькой нет необходимости метаться, что вещи он забрал, хозяйке отослал денег полностью за январь. Просил, чтобы я не оставалась ночевать одна. Что будет приезжать, если мне надо. Глупость какая. Но все равно спасибо.

Можно было расслабиться и до обеда еще овощиться у Асрян, а потом ближе к вечеру поехать домой. Народ кое-как поднялся только к двенадцати часам, так что завтрак в итоге превратился в обед. Катьке и Стасу накрыли в детской.

Взрослые ели на кухне. Иркин муж, понимая важность момента, быстро запихнул в себя тарелку борща и удалился из кухни. Ирка, дождавшись, когда он закроет за собой дверь, начала свое обычное общение спиной: видимо, мытье посуды или помешивание чего-то важного у плиты прочищало ее сознание и помогало делать правильные выводы.

– Так он вещи вывез, говоришь?

– Вывез.

– Эх, жалко, ты за рулем. Допили бы портвешку. Муж приволок из Лиссабона. Ну ладно… Так, с соседкой я созвонилась. Она согласна сдать. Всего одиннадцать тысяч с коммуналкой. Это просто супер, если учесть, что там не такой срач, как в вашей. Я думаю, в субботу надо все собрать, а в воскресенье Сашка найдет машину перевезти.

– Я братьев попрошу.

– Ну или так. И все, Лена, слышишь? Надо хотя бы полгода-год без переживаний прожить. Пролечиться несколько месяцев, походить к дядьке и, главное, спокойно. Все должно быть очень-очень спокойно. И вообще, я бы, конечно, хотела, чтобы у тебя в итоге появился кто-то не осложняющий жизнь, а, наоборот, хоть в чем-то помогающий. Наконец, чтобы мужчина о тебе позаботился. Пусть даже какой-нибудь женатик, но с деньгами и эмоционально устойчивый. Чтобы не в эмоциях, а в денежном эквиваленте мог оценить твою распрекрасную задницу. Да и то пока и этого не нужно. Любая лишняя эмоция сейчас – это потенциальное обострение. И больше про высший любовный смысл не будем. На работе сейчас все тихо?

– Более чем. Спасибо Костику. Перевели на работы, которые и так будут делаться без моего участия. И зарплата больше.

– Отлично. Так что в состоянии будешь на тех выходных перебраться?

– Все равно придется: квартира до конца месяца оплачена. А там я оставаться точно не хочу.

– Замечательно.

Уехали мы с Катькой около шести, кое-что купили по дороге, чтобы не умереть с голоду, еще купили какие-то мелочи для начинающейся школы.

Поиски ключей в сумке перед дверью квартиры заняли целую вечность. Руки дрожали. Рядом терлась Катька, увешанная пакетами. Видимо, со стороны мы выглядели беспомощными и жалкими, потому что поднимавшийся выше старичок не удержался и помог нам справиться с вечно застревающим замком и сумками. Дома все осталось почти как прежде, не хватало только Славкиных вещей в нашем общем шкафу. Он ничего не взял даже из того, что мы покупали вместе: холодильник, микроволновка, стиралка, телик и комп. Все оказалось на месте, кроме его самого.

Приняв таблеток на ночь, я опять совершенно без страха завалилась с Катькой в детской комнате. Она была счастлива, но все же, уже почти засыпая, озвучила висевший в воздухе вопрос:

– А что, Слава еще не приехал? Или уже на дежурстве?

– Кать, мы с ним немного поругались. Я думаю, что мы с тобой пока поживем одни. Тетя Ира предлагает переехать в квартиру напротив. Что думаешь?

– Классно! А когда поедем?

– Я думаю, за пару недель соберемся.

– А давай побыстрее.

– Я постараюсь.

– Я тебя люблю, мамуля.

Вот такая дешевая манипуляция – и вопрос снят с повестки дня. Прощай, оружие. Не вспомнит теперь ни про Вовку, которого уже как полгода не было видно, ни про Славку. Не сохранит даже образ. Как славно.

В темноте стало тоскливо, полезли мысли о том, как же нелепо влюбиться первый раз в жизни, будучи взрослой женщиной и матерью, и как теперь больно. Ведь больше ничего не осталось.

Это всего лишь один такой раз, один за всю жизнь. Какой бы Славка ни был: слабый, ненадежный, эгоистичный, неверный и талантливый, способный прочувствовать меня до самых косточек, не говоря ни слова и не спрашивая ни о чем, но это только он, и больше уже никого такого не будет. А может, так лучше. Ничего не перечеркнется, и нет начала безразличию или ненависти.

Катькина подушка уже наполовину промокла от моих слез, проливавшихся тихо, без рыданий. Я встала, пошла в спальню, упала на аккуратно застеленную кровать. Пусто. Через несколько минут вернулась в детскую.

Утром выявились некоторые плюсы нашего с Катькой одинокого существования: на сборы уходило в два раза меньше времени, не занята ванна или туалет, быстрее и легче решался вопрос завтрака.

Оставив Катьку у ворот школы, я сделала еще один вывод. Наверняка многие мамашки-разведенки остаются одинокими исключительно по собственному желанию. Имея стабильный доход, жилье и уверенность в своих силах, они уже не хотят заморачиваться приготовлением большой кастрюли борща или горы мясных отбивных, когда можно просто доесть за ребенком куриный суп с лапшой. Просто никто не хочет признаваться. Лучше вообще ничего не чувствовать, чем пережить такую боль.

Далее дни пошли размеренно и без лишних эмоций. Как ни странно, ночь закончилась и начиналось новое утро, небо не упало на землю. Вчера высший разум забрал у тебя что-то, а сегодня хитро подмигнул и дал что-то взамен. Для начала, уже довольно приличное количество спокойных ночей без галлюцинаций, практически с декабря месяца, а для продолжения невероятно позитивный первый рабочий день.

Около двенадцати я приехала в ту самую новую клинику. Главврач, тот самый совершенно ненавязчивый интеллигентный дядька, которого я имела честь узреть еще на корпоративе, оказался на месте. Когда мы остались с ним наедине, он тут же выложил все карты:

– Леночка, я вам сразу скажу: не впадайте в рабочую истерику. Ваши товары мы используем очень широко, и не только потому, что они хотя бы не хуже всего остального. У меня есть некоторые другие причины. Поэтому сильно напрягаться и таскать сюда горы шариковых ручек не надо. Приезжайте тихонько раз в неделю. У меня вся информация по закупкам хранится, я вам буду по мере необходимости все это скидывать. Вы, наверное, недавно работаете?

– Восемь месяцев.

– Ну и не напрягайтесь: такая работа точно не волк. А кем до этого были?

– Эндокринологом, в сто двадцать четвертой медсанчасти.

– Ничего себе! Это вам большой плюс. Как там Маргарита? Она дурака на отделение не взяла бы. Сто лет ее не видел, все такая же сногсшибательная в прямом и переносном?

Он оживился, явно перебирая картины боевого прошлого.

– М-да, вот как быстро мы старыми стали, просто невероятно…

– Какой же вы старый! Просто на комплимент напрашиваетесь.

– Конечно, старый. Сорок пять лет, не шутки. Вы для меня уже недосягаемое в своей прелести дитя. Видите, с трудом решаюсь даже на маленькую лесть.