Так просидела, как каменный истукан, еще около двадцати минут, положив руки на коленки. Катька выскочила из комнаты, как только принцесса из мультика наконец решилась жить нормальной сексуальной жизнью.

– Мам, Слава что, пошел машину греть?

– Нет, он на своей машине поехал. А мы к тете Ире на моей поедем. Сначала надо в магазин, купить подарки и чего-нибудь вкусненького. Так что давай живенько собирайся.

Ребенок ожил, заметался по детской комнате в поисках всего, что ей пригодится в гостях. Я наконец-то с трудом встала с кресла и вяло начала наводить порядок перед выходом. Запала хватило только на мытье посуды. Делать уборку в квартире, где нас с Катькой в ближайшее время может и не оказаться, заставить себя не смогла. Но когда двигаешься, все же становится легче. Вот так я и совершала бессмысленное передвижение из угла в угол. Потом мы наконец уселись в машину. Мы зашли в магазин, и под чутким Катькиным руководством я накупила всякой ненужной ерунды.

Мы выскочили на Мурманское шоссе. До дачи асрянских родителей оставалось еще минут сорок. Хотелось в баню, хотелось гору пирожков с творогом, черникой, а потом и с мясом, шашлыков и красного вина и после всего просто завалиться на топчанчик около русской печи животом кверху. Голова звенела под Катькино щебетание, дорога немного отвлекала от воспоминаний об утренней сцене. Вдруг осенило: даже не позвонили Асрян. Я съехала на обочину и набрала номер.

– Ирка, ты на даче?

– Ну да, а ты где?

– Я у тебя буду минут через сорок.

Как и раньше: несколько секунд тишины и легкий вздох в трубке.

– Вы с Катькой вдвоем?

– Ну да.

– Давай быстрее, я уже в баню собиралась. И подарки ваши лежат на улице под елкой, мерзнут.

Сразу стало легче дышать, впереди появилась вполне осязаемая и достижимая буквально через полчаса цель.

Машин на трассе почти не было, и мы легко проносились мимо заснеженных сосен почти под сто двадцать в час. После прилива радости как заноза вонзилась мысль: а ведь он уже к нам не вернется, это совершенно точно, я знаю. Не вернется, потому что теперь есть не только любовь, но и сложный неустроенный быт. Не вернется, потому что этот быт находится в съемном жилье и пока не видно никаких быстро реализуемых перспектив. Не вернется, потому что этот быт еще и с чужим ребенком, пусть даже довольно симпатичным и не очень обременительным. Не вернется, потому что я теперь езжу на служебной иномарке, хотя меня совершенно никто об этой жертве не просил. Никто не просил меня бросать больницу. Остаюсь только я, только я одна, да еще с опасными ночными брожениями в голове, и получается, что в колонке напротив Елены Андреевны Сорокиной слишком много аргументов, а в моей колонке – только то, что бывает так редко между людьми: один лишь свет от ночного светильника. Одни лишь чувства. И этого слишком мало. Опять навалился приступ удушья, пришлось справляться с собой, так как на заднем сиденье болталась Катерина и доехать желательно было живыми и здоровыми.

Прибыли через час. Пыхтела старая банька, две машины во дворе – автотранспорт Асрян и ее родителей – уже превратились в большой сугроб. Собралась вся семья, включая еще свекровь и свекра. Вкусно пахло, орал телевизор. Стасик тут же набросился на Катрину и потащил ее к елке откапывать припорошенную снегом коробку с огромной куклой. Меня по-быстрому одарили дорогим «паркером», после чего мы с Катериной вытащили из багажника все то, что в полной несознанке я купила полтора часа назад. Хотя кое-что полезное там было: две бутылки хорошего коньяка.

Первые полчаса были потрачены на расспросы старшего поколения. Без лишнего энтузиазма я представила краткий отчет о своем проживании, убрав из рассказа события последних недель. Даже этот небольшой рассказ забрал много сил, и Ирка, уже вполне дорисовав все произошедшее самостоятельно, молча поднялась на второй этаж и вернулась с полотенцами.

– Так, господа, у нас с Еленой будет приватная помывка на двоих. Там сейчас все равно для остальных слишком жарко.

Париться до изнеможения и правда мы обе любили. Мы надели старые валенки и вышли на крыльцо. Снег скрипел под ногами. Хорошо, безветренно и слегка морозно.

Предбанник прогрелся более чем достаточно. Он был заботливо застелен прикольными деревенскими половиками. Дивные запахи размокших березовых веников пьянили безо всякого алкоголя. Иркина мама с покупкой дачи превратилась из интеллигентной армянской женщины в русскую огородно-деревенскую бабу. Наконец стянув с себя все, мы завалились на полки. Ирка пыхтела под тяжестью пары десятков лишних килограммов.

– Господи, как хорошо-то… Моя матушка уже вросла тут в землю с головой. Или это просто старость, когда удовольствие уже можешь получить только от деревенского овощения. Славка где?

– Уехал в Карелию. Друзья позвали.

– Тебя позвал, хотя бы для приличия?

– Собирался со мной, но там народ без детей и до десятого числа. Я не захотела Катьку бросать.

– Вещи его еще у тебя?

– Ирка, ты что, послала кого-то в моей халупе установить камеру слежения?

– Так уже забрал?

– Нет. Но я сильно попросила приехать уже определившимся.

– Ну да, так и определился. Ну и дура, господи прости. Держи карман шире. Там все ожидается просто и легко, а с тобой одни проблемы. Жалеть, конечно, будет, ночью подушку грызть. Давать надо тоже уметь. У тебя, я подозреваю, вскрылся в этом отношении запоздалый талант, особенно когда оказалась влюблена. Но жить-то днем, а не ночью. Похоже, у него именно эта, светлая сторона суток и перевесила. Вот тебе и ночная кукушка… М-да, как все противно… Так что надо подумать, где ты будешь обитать. Там оставаться одной с ребенком нельзя.

До этой фразы я молча отмокала, но на теме моей болезни не могла не возбудиться.

– Прекрати. Мы же договорились: я восьмого иду к твоему дядьке. Или тетьке, кто там есть.

– Это даже не обсуждается, особенно теперь. Ночью, кроме тебя и ребенка, никого в квартире. Надо вам пожить у меня какое-то время… Я, между прочим, серьезно.

– Нет, будем пока там. Впереди паровоза не побегу. Если уедет, значит, уедет. Поверь, Ирка, он определится. И довольно быстро. Он сделает, потому что обещал мне.

Ирка вздохнула и замолчала.

– Даже не знаю, жалеть мне или нет, что в моей жизни такого не было и не предвидится.

Я перевернулась от нарастающей жары на живот и уткнулась носом в дырку между мокрыми досками.

– Почему это ты думаешь, что не предвидится? Армянкам что, не положено?

– Потому что у меня толстая жопа. При чем тут армяне?

– Во-первых, толстую жопу можно сделать худой, а потом… все-таки я думаю, любовь может случиться с жопой любого размера. А если ты хочешь знать, как лучше, было это в жизни или нет… мне теперь кажется, что, несмотря ни на что, моя жизнь не имела бы никакого смысла, если бы в ней не было Славки. Пусть даже всего на пару лет.