– Подожди. Вот Славка приедет, так все и определится.

Конец дня мы провели раздельно: Ирка поехала к детям, а я бесцельно колесила по городу, убивая время, и даже зашла в пару обувных на Сенной и купила зачем-то летние босоножки со скидкой.

Вечером в квартире все так же пахло старой мебелью. Славка вернулся, и даже не десятого, а восьмого числа ближе к ночи. Приехал с цветами, спросил первым делом, где Катрина.

– У Ирки. Мы решили, что так лучше пока.

Он тут же напрягся.

– Что значит «пока»? Ты все-таки к врачу сходила?

– Сходила. Не переживай: все хорошо, уже новое лечение выписали. По крайней мере, пока эксцессов не было. Так что со мной все хорошо. Я очень не хочу, чтобы мои проблемы как-то повлияли на твое решение. Это унизительно.

– Лен, я не дурак и понимаю, что ты про меня теперь думаешь. Прекрасно знаешь, что я не по клятве Гиппократа с тобой живу, а по другим причинам. Я не ангел, но, кроме тебя, в своей жизни я еще никого не любил. Конечно, я не подарок. Но это все, что я могу теперь сказать.

Вот если бы все это числа третьего-четвертого, или даже шестого, или даже седьмого утром, то какое было бы счастье. А теперь все поменялось.

– Ты не звонил.

– По телефону бесполезно такие вопросы решать.

– Слава, я ухожу.

Я развернулась к двери нашей комнаты. Славка бросил букет на кресло в прихожей и рванул за мной.

– Ну брось это, Лен, мы с тобой много пережили, ну зачем теперь? Я не пойму: ты что, железная, что ли, или, может, кто есть? Если так, то скажи хотя бы.

– Слава, в отличие от тебя у меня никого нет. Уж извини, зарекалась эту тему не поднимать, но ты сам начал. И если честно, даже не из-за твоей новой женщины. Просто как-то в один момент увидела все наперед. Все-все, как будет.

– Так. Ну, я понимаю, Асрян постаралась. Я думал, ты умнее и осознаешь, что она тебе завидует.

– Она этого и не скрывает.

– Прекрасно. Лесби-шоу какое-то.

– Прекрати, плоские шутки тебе точно не идут.

– Лен, то, что есть между нами, дорого стоит.

– Очень дорого. Для меня это бесценно. И так будет всегда. Мне кажется, всю жизнь. Просто не всегда получается жить с тем, кого любишь. Много еще всякого вокруг. Всякие обстоятельства. Люди вокруг нас, деньги, которые надо где-то постоянно брать, твоя операционная, квартира, которой нет… мой ребенок, наконец…

Я не заметила, когда начала плакать. Слова расплывались в тумане.

– Ты пойми одно, Слав: я тебя не виню. Какой ты есть, такого я полюбила и люблю. Не извиняйся больше, я тебя очень прошу. Иди своей дорогой.

– Так… Ну ни хрена же себе… Лен, я тебе честно скажу: я такого от тебя никак не ожидал. Мне все-таки кажется, ты не все мне говоришь.

– Может, и не все.

– Так что, все-таки есть тело, решающее проблемы?

– Это было бы слишком просто.

– Это все полное дерьмо. Так не должно быть.

– Хватит, Слава. Врач сказал, что нервничать нельзя.

– Ну, раз нельзя, значит, нельзя. Я готов сделать так, чтобы ты не психовала.

– Я правда хочу остаться одна. Я не шучу.

– Не могло все так за неделю поменяться. Передай Асрян большое спасибо от меня.

– Ты забыл про главное: ведь ты не только со мной жил все это время. Еще есть Катька.

– Я старался.

– Вот это правильно: ты старался. Больше не надо, я уже решила.

– Я не пойму, ты что, правда хочешь, чтобы я сейчас собрал вещи и ушел?

– Не надо ничего собирать, я сама сейчас поеду к Асрян. Мы отсюда переедем, поближе или к Ирке, или к родителям. Тебе нет необходимости съезжать.

Он уселся на кровать, обхватив лицо руками. Волосы совсем отросли, моя розовая резинка так и осталась, заменяя положенный каждому мужчине поход к парикмахеру раз в два месяца. Интересно: неужели он с этой резинкой и с ней тоже сексом занимался?

– Лен, ты что, считаешь, что я смогу в этом доме, на этой кровати быть с кем-то другим?

– Не знаю. Наверное, нет. Я бы точно не смогла. Слава, я тебя только об одном теперь прошу: не мучай меня. Мне надо как-то пережить, и пережить так, чтобы ни я, ни Катька не пострадали. Я вообще не хочу ругаться. Не хочу тебя ни в чем обвинять. Не твоя вина, что мои чувства оказались сильнее.

– Вот это оставь мне решать, такое право все же у меня есть. Остальное, я вижу уже, ты решила без меня. Знаешь: правда было бы легче, если бы ты с кулаками набросилась или орать начала. Был бы хоть один маленький шанс. А так ни одного не оставила, Лен. Вообще не оставила. Я же не слепой.

– Я знаю, что это не в манере большинства женской половины, и многие бы просто сделали вид, что ничего не замечают, забеременели бы тайком, наконец. Так, наверное, правильно. Но не могу… душа разрывается. От одной только мысли. Не ревность, нет. Это что-то другое. Намного больнее.

– Я понял. Можешь не продолжать, Лен, я все понял. И так хреново. Из нас двоих пальцем можно ткнуть только в мою персону… Ты сейчас все же где собираешься оставаться? Я имею в виду хотя бы сегодня?

– Я поеду к ребенку.

– Уже поздно. Я могу остаться переночевать на кухне или в детской. Дергать тебя не буду.

– Нет, это просто мазохизм, а не предложение. Пробок нет, я уже через полчаса буду на месте.

Я поднялась с кровати, решив собрать хотя бы сменное белье и взять косметичку в дорогу, но Славка тут же схватил меня за руку. Накрыло волной его запаха, губы на моей шее, сбивающееся дыхание, руки, которые никогда не знали отказа, до чего бы они ни дотрагивались. И тут оказалось, что у меня больше нет никаких сил. Нет возможности даже дышать. Я лежала, не шевелясь, слезы текли сами собой, глаза закрылись. Мне представилось, что именно так чувствует себя человек, когда его кладут в гроб. Точнее, ничего не чувствует. Славка застыл.

– Лена, я умоляю тебя. Как я-то буду дальше, после всего этого, ты подумала?

Говорить я тоже уже не могла. Он отстранился, сел на край кровати и превратился в рыболовный крючок. Совсем будет горбатый к старости. Только я этого уже не увижу. Так и закончились наши целых два года. В полной тишине.

Через несколько минут я с трудом отодрала себя от кровати, покидала что-то в сумку, выложив из нее новые летние босоножки, и закрыла за собой дверь.

Кончено. А на самом деле только началось. Никогда не заживет. Иногда всякая чушь из женских романов на самом деле становится правдой. Некоторые вещи бывают только один раз.

Через час я уже лежала в обнимку с Катькой под большим пуховым одеялом. Теплая, маленькая, длинные ручки и ножки, как палочки. Какое блаженство! Хорошо, что спит, хорошо, что одни в комнате, хорошо, что поздно приехала и все разговоры перенеслись на еще свободное от работы завтра. Теперь можно спокойно глотать слезы, не сдерживаясь и не боясь тяжких приступов удушья. И уж точно ничего не приснится, и даже не из-за новых волшебных таблеток, а просто я сейчас знаю совершенно точно: ничего не случится. Голова была совершенно пустая. Даже не возникало никаких картинок нашего совместного счастья, которое было тогда, в самом начале. Как же это иногда бывает полезно – пустота. Легче забыться и упасть в никуда.