Глядевшие вздрогнули…

Вышата опамятовался первым:

– Не пойдём! Даждьбогу то неугодно!

Но княжьи уже кинулись вперёд. Сцепили локти над травой,примятой священными копытами. Как и на вече, голос боярина потонул в шумелюдском… Расталкивая сгрудившихся, могучие гридни бережно, под руки, провели ккопьям старейшего из старцев.

Великомудрый дед опустился на ветхие колени, воздел бороду кнебу и беззубо зашамкал, призывая трижды светлое солнце явить свою волю… Потомрасправил перстами траву, разыскивая следы копыт.

– Ну? – жадно спросил его Чурила. – Что там?

Старик не шелохнулся. Точно и не князь спрашивал его, анеразумный отрок. Чурила, смущённый, подался на шаг назад. Больше спрашивать онне станет. Пусть тот возится хоть до завтра!

Старческие пальцы мучительно долго ощупывали и гладилиземлю. Наконец дед поднял глаза и проговорил тихо и просто:

– От правого копыта след глубже…

Далеко, далеко, под жаркими лучами полудня стоял город сбелыми стенами.

Поколения жителей степи разбивали здесь свои юрты. Ибо рядомтекла великая река Атыл, и каждый год подходило время лова лакомой рыбы,спешившей на нерест.

А потом вновь свёртывали войлочные жилища и откочёвывалипрочь. На зелёном мысу оставались черепки разбитой посуды, кости овец исъеденной рыбы, потерянные украшения и забытые игрушки. От весны до весны, донового возвращения людей, всё это подёргивал тонкой пылью вечно дующий ветер…

Но однажды люди решили не уходить.

И кто-то первым бросил в землю зерно. Кто-то, утомленныйежедневным гончарным трудом, приспособил вертящийся круг. Кто-то посадил возлеюрты первую виноградную лозу…

А после устроенной соседями ночной баранты выросла и стена.Не из кирпича – из кирпича, не перенося равных, строил один только повелительхакан. Люди наломали поблизости белого известняка, вытесали ровные плиты.Начертали на них письмена. Озорные руки нарисовали лошадей и ослов. Всемунаучается человек, случись только нужда!

И встал над рекой ещё один саркел. Сар-кел – белая крепость.И населили её воины, земледельцы, ремесленники, купцы. И окружили еёвиноградники, возделанные поля, необозримые душистые сады…

Нынче в саркеле было людно. Уже много дней бурлил вокруггорода разноязыкий воинский лагерь. Воины покупали у жителей коней, рыбу,лепёшки. Продавали нажитое в прежних походах. Всадники побогаче приценивались кмедной и железной посуде. Чтобы не билась в дальнем пути. Кому продавать былонечего, месили возле костров глину с песком и лепили котелки впрок. Побьются –напекут новых… И снова по дедовскому опыту поместят ушки внутри, чтобы несгорела над костром подвесная верёвка.

Прибыли от всех этих людей городу было немало. Но хватало ибеспокойства. Наконец войско собралось уходить – держи ухо востро, как бы необокрали напоследок!

На зелёном прибрежном холме сдерживали горячих коней тридесятка бесстрашных аль-арсиев… Ко времени битвы каждый из них наденетнагрудник и кольчугу, возьмёт в руку копьё, наточит драгоценную саблю. Воин извоинов, выбранный среди этих несравненных храбрецов, держал у стремени длиннуюпику. Трепетало на ветру знамя Ашины-Волка, прародителя царевича Мохо!

Сам шад был здесь же. Нетерпеливый скакун под ним ржал ипотряхивал гривой. Надо лбом коня переливался павлиний султанчик. Тронется впуть шад, и повезут за ним богатую воинскую справу: и пернатый шлем, исеребряную кольчугу, и расписной щит…

Воины попроще, те, что везли в тороках неуклюжую лепнуюпосуду, удовольствуются кожаными, просмолёнными бронями. Да изредка –кольчужными поясами, прикрывающими живот.

Старый Алп-Тархан сидел в седле чуть поодаль от шада, нанеизменном белом коне. Войско шло мимо них. На север – туда, где раскинул своикочевья непокорный Кубрат. Всадники скакали сушей, а по реке шли корабли –тяжёлые, вместительные корабли под красивыми парусами… И там тоже плыли воины,с копьями, с мечами, с тяжёлыми боевыми секирами, рассекавшими врага пополам.Плыли под знаменем Волка воевать непокорного хана.

А ещё по левую руку царевича Мохо сидел на хазарском конесовсем присмиревший Любим. Во все глаза глядел он на шада. И в его взгляде былстрах. Поведёт бровью царевич, и он ринется выполнять поручение. Любое! Ринетсясо всех ног. И своих собственных, и конских. Только бы не прогневался хозяин…

Впервые за много, много лет собирали Круглица и Кременецединое войско!

Верной и преданной любовью любили в младшем городе своегокнязя Радима. Во всяком доме нашёлся охотник расплатиться за его раны. Кто мог,сел на коня. Кто не мог, выступил пеш. Отёрли ржу с добрых мечей. Тем мечампамятна была хазарская кровь!

Собирался Кременец. Людота с помощниками не покладали рук –острили копья, латали кольчуги, пригоршнями раздавали головки для стрел. Улебладожанин оставил свой бисер, точил один меч за другим. Сам князь брался заковадло и рушил его на пышущее железо, готовя руку к ратному труду… Молодаякнягиня молча ходила за ним след в след и понемногу слепла от слёз.

Абу Джафар Ахмед Ибн Ибрагим торопливо записывал:

«…Я принял решение отправиться с этими людьми. Ибо тонемногое, что я знаю о врачевании ран, может им пригодиться. Я буду продолжатьэту книгу в походе, но то, что уже написано, оставлю жене малика ар-рус, ибокак знать, придётся ли нам возвратиться. Она позаботится, чтобы этот труд непропал напрасно. И да исполнится воля Аллаха…»

Уж верно, с улыбкой взирали на Кременец отважные щуры ипращуры! Новые времена прежним не уступали ни в чём. Не только в песняхзастольных, не только в гусельном перезвоне хаживали на врага отчаянныеполяницы! Нежелана Вышатична, Радимова невеста, собралась ехать с войском. Тугонабила колчан тяжёлыми боевыми стрелами. Обновила тетивы на трёх луках – невсякому парню натянуть. Да и вывела из отцовской конюшни черногривую кобылицу.Болело у боярина старое сердце – поди теперь с ней заговори…

– Я-то как же? – горько спросил любимую князьРадим. – О себе не печалишься, обо мне хоть помыслила бы. Как без тебяжить смогу?

Была то самая великая жалоба, какую от него слыхали. Но и онНежелану не уговорил. Обняла, прижала к себе его голову, поцеловала закрытыевеки:

– Ты да я дома останемся, дом-то кто оборонит…

С каждого двора доносился железный лязг, перемежаемыйвздохами жён… Одно другого заглушить не могло.

Лодка лежала у края камышей, и изогнутые штевни отражались втихой воде. Видга сидел на вёслах, Смирёнка тащила из воды сеть. Лодка моглавместить и Люта, и Скегги, и Долгождану, и деда с внучком. Но в самое первоеплавание ушли только двое. И это никого не обидело.