побежденными согласно законам военного времени, то взятие Праги, пригорода столицы, отличалось чудовищной жестокостью. В глазах русских солдат поляки были якобинцами, сеявшими террор вокруг себя и убившими многих из своих товарищей по событиям 17 апреля. У поляков надолго останутся в памяти эти сцены невиданного насилия, которые навсегда наложат отпечаток на польско-российские отношения» (Каррер д’Анкосс Э. Екатерина Вторая. М., 2010. С. 390). Вирджиния Роундинг писала об этих событиях: «Восстание было решительно и окончательно подавлено украинскими войсками под руководством генерала Александра Суворова, который заслужил позорное имя «душитель Праги» (имелся в виду укрепленный пригород Варшавы). 29 октября это привело к сдаче Варшавы. Суворов арестовал революционных лидеров, в том числе и короля, разоружил польскую армию и конфисковал королевские регалии» (Роундинг В. Екатерина Великая. М., 2009. С. 620). «Беспощадный в бою, Суворов совершенно иначе, великодушно и гуманно, вел себя с побежденным противником», – писал Олег Михайлов после того, как Суворов, взяв Прагу, вошел в Варшаву в октябре 1794 года (Михайлов О. Суворов. М., 1982. С. 324). Поляки были беспощадны в бою, русские отвечали им тем же – жестокостью и беспощадностью. За подавление Польского восстания генерал-аншеф Суворов получил фельдмаршальский жезл и очень гордился этим званием.

После разгрома Польского восстания Екатерина II совместно с австрийским императором и прусским королем 13 октября 1795 года подписала договор о третьем разделе Польского государства, 25 ноября того же года польский король отрекся от короны: Польша перестала существовать. В результате третьего раздела Россия получила 120 тысяч квадратных километров территории, куда вошла оставшаяся часть Белоруссии (Минск), часть Украины (Киев, Ростов, Одесса) и часть прибалтийских княжеств (Вильно, Рига), этот раздел русское правительство рассматривало как завершение процесса собирания русских земель и православных христиан.

Павел I в сопровождении великого князя Александра приехал в Мраморный дворец и вошел к сидевшему на диване раненому Тадеушу Костюшко.

– Ваша участь не зависела от меня, господин Костюшко, – сказал Павел I, – вы сражались за свободу своего Отечества, а теперь я могу сказать, что вы свободны, я сам желал принести вам эту утешительную весть.

Не ожидавший такого поворота в собственной судьбе, Костюшко растерялся и, взволнованный, молчал. Павел I сел рядом с ним и заговорил о печальной судьбе каждого человека, попавшего в плен и лишенного свободы действий.

– Я бесконечно вам, ваше величество, благодарен за участие, но будут ли освобождены другие пленные? – сказал наконец пришедший в себя Костюшко.

– Они будут также освобождены, – отвечал император. – Хотя многие в моем Совете высказались против освобождения Потоцкого и Немцевича, находят их слишком опасными. Хотите вы дать мне ваше слово и дать мне ваше ручательство за их хорошее поведение?

– За Немцевича поручиться могу, а с Потоцким мне надо поговорить, без такого разговора поручиться за него не могу.

– Вы, господин Костюшко, свободный человек, можете поехать к Потоцкому, поговорить с ним и передать мне свое мнение.

– Я, ваше величество, мечтаю вернуться в Америку, где сражался за свободу и независимость, там люди ждут меня.

– Я прикажу своему кабинету выдать вам средства на поездку в Америку.

Не ожидавший такого теплого свидания, великий князь Александр, прощаясь, со слезами на глазах, обнял Тадеуша Костюшко.

Перед отъездом из Петербурга Костюшко был принят в Зимнем дворце, кабинет выделил ему 60 тысяч рублей на поездку в Америку, затем последовала амнистия всем полякам, участвовавшим в битве против России, утвержденная Сенатом, а бывшего польского короля Станислава-Августа с царскими почестями приняли Павел I и великие князья.

В это же время Павел I направил письмо генерал-прокурору графу Самойлову, в котором приказал освободить Александра Радищева из Илимска и повелел жить ему в своих деревнях, а также наблюдать за его поведением и перепиской.

5 декабря 1796 года из Шлиссельбургской крепости был освобожден Николай Новиков и принят Павлом I в Зимнем дворце. Обросший бородой, постаревший и дряхлый на вид, Николай Новиков был милостиво встречен императором.

– Вы, Николай Иванович, пострадали за свою издательскую деятельность, императрица увидела в изданных вами книгах призывы к якобинской революции, но я этого не обнаружил. Конечно, я знал, что юный граф Павел Строганов в Париже восторженно приветствовал Французскую революцию, стал чуть ли не якобинцем, как и его воспитатель якобинец Ромм, произносил зажигательные речи о том, чтоб такая революция совершилась и в России… То, что в изданных вами книгах есть, широко распространялось в книгах и при матушке моей. Среди изданных вами книг, Николай Иванович, книги известных наших писателей Сумарокова, Хераскова, Николева, Фонвизина, Княжнина, Чулкова, Попова, Аничкова, Десницкого, а сколько издали вы зарубежных писателей, тут и Дидро, Корнель, Расин, Мольер, Руссо, Свифт, Фильдинг, Смоллетт, Стерн, Клопшток, Виланд, Лессинг, да и журналы, газеты…

– Ваше величество, меня осудили за сатирические мои сочинения, за спор с Екатериной Великой о помещиках и крепостных крестьянах…

– А мы и сейчас не знаем, как поступить с крепостными крестьянами, я читал книгу Александра Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», там тоже множество не решенных для нас вопросов. Я вас освобождаю как издателя, выпустившего много полезных для нашего общества книг, без этих книг мы топтались бы на месте, а так потихонечку двигаемся вперед в борьбе за прогресс и справедливость. Поезжайте в свои деревни, к семье, работайте. Несколько лет тому назад вы напечатали «Историю о невинном заточении ближнего боярина Артемона Сергеевича Матвеева», деда покойной гофмейстерины Марии Андреевны Румянцевой, замечательная книга, она открыла много дополнительных эпизодов, рассказывающих о судьбе этой семьи.

– Моя цель, ваше величество, служить России, просвещать ее граждан, я за правду о нашей истории. Ведь насколько удивительна судьба этого боярского рода, тут и Петр Великий, и фельдмаршал Румянцев, и его талантливые сыновья, которые служат престолу.

Император, прощаясь с Новиковым, спросил о его творческих планах.

– За четыре года пребывания в Шлиссельбургской крепости, ваше величество, я много думал о том, что было, и о том, что будет, если я получу свободу. К сатире меня больше не тянет, но сколько нам еще надо работать, чтобы восстановить подлинную историю нашей России, сколько несуразного написано иностранными авторами о России… Может быть, ваше величество, вы помните мою книгу «Опыт исторического словаря о российских писателях». Как-то в одном из немецких изданий я прочитал небольшую статейку «Известие о русских писателях», вспомнил своих коллег, русских писателей, и набросал краткую своего рода энциклопедию. А среди русских писателей были и такие, которые занимались русской историей, например князь Михайло Михайлович Щербатов, камер-юнкер двора ее императорского величества, герольдмейстер, к чести своего имени и рода знаменитый любитель и изыскатель древностей