и поставлен рядом с гробом императрицы Екатерины II. 5 декабря два гроба на колесницах с императрицей Екатериной II впереди и императором Петром III направились в Петропавловский собор в сопровождении Павла I и Марии Федоровны, за ними шествовали великие князья и высшая придворная знать. С 5 по 18 декабря 1796 года на поклонение и прощание были допущены представители различных сословий. 18 декабря останки Екатерины II и Петра III после панихиды были преданы земле в присутствии императора Павла и всей императорской семьи.

Особенно сокрушался о смерти императрицы граф Безбородко, его утешали, говорили о том, что новый император благосклонно и лестно отзывается о его деятельности, но это не утешало возвеличенного сановника. Болотов в своих «Записках» писал: «К числу наиболее о кончине покойной императрицы плакавших и искренно сокрушавшихся принадлежал первейший ея министр, известный граф Безбородко. Сей человек и имел к тому причины. Будучи монархинею извлечен из ничтожества, удостоен величайшей милости и доверенности, осыпан, так сказать, с головы до ног безчисленными благодеяниями, возведен на высочайшую почти степень достоинства и славы, обогащен до избытка и содержим так, что он, при всей своей многотрудной должности, мог однако наслаждаться и всеми приятностями жизни, пользоваться прямо счастливою жизнию, натурально должен был чувствовать, сколь много потерял он чрез кончину августейшей своей благодетельницы и производительницы всего счастия его. Он и изъявил непритворные чувствования свои такими слезами, таким сокрушением и горестью и таким надрыванием даже себя печалию и рыданиями, что сам государь об нем наконец соболезновал и сам несколько раз утешать и его уговаривать его предпринимал. Но все сии утешения и уговаривания и не только сие, но и самые милости, оказанные ему уже новым монархом, и оставление его не только при прежней должности, но и самое повышение на степень высочайшую при государе и в чин генерала-фельдмаршала, не могли и не в состоянии были никак утолить горести и печали его. Он только твердил неустанно, что он лишился матери, благодетельницы, зиждительницы всего его счастия и блаженства и такой монархини, которую он никак позабыть не может, и что все его слезы и рыдания далеко недостаточны к тому, чтобы могли составить жертву его благодарности… На уверения государя, что и он к нему будет милостив, ответствовал он, что о сем не сомневается он нимало; но самому ему не можно уже так государю служить, как служил он покойной императрице. Почему ж так? спросил государь, удивившись. Потому, отвечал Безбородко, что все мои лучшие лета уже миновали; и теперь я уже одряхлел, состарелся и не в силах переносить тягости и трудов, сколько нужно будет при служении вашему величеству, и сколько бы я хотел переносить сам, по моему усердию к вам и ревности к службе. Возложенная на меня вице-канцлерская должность уже слишком для меня тяжела, и бремя сие превосходит все мои силы и возможности, почему и прошу об увольнении меня от оной».

В этом случае Безбородко говорил совершенную правду: ему трудно было служить при новом императоре. Прежде служба шла легко и свободно: доклады начинались с 10 часов по полудни. Теперь приходилось вставать в 5 часов утра и быть готовым по первому зову явиться к монарху. Но как императору Павлу известно было, что Безбородко исправлял много лет должность первого секретаря покойной императрицы, ему доверены были все государственные дела, особенно по сношениям нашего двора с иностранными, и что, наконец, он отличался необыкновенною памятью, то государю был он крайне нужен: ему не хотелось с ним расстаться и его отпустить. Потому государь старался его всячески удержать и шутя сказал ему: «Нет, нет, Александр Андреевич, я тебя никак от себя не отпущу. Ты останься при мне, трудись по силе своей и возможности и будь, по крайней мере, моею архивою. Ты мне нужен, а чтоб тебя облегчить, то я избавлю тебя от вице-канцлерской должности» (Безбородко. Т. 2. С. 476).

6 декабря генерал-фельдцейхмейстер князь Платон Зубов увольняется в отставку, его место занимает генерал от артиллерии Мелиссино. Барон Унгерн-Штернберг за верность Петру Третьему получил орден Святого Александра Невского, а княгиня Екатерина Романовна Дашкова, участница заговора 1762 года, «выехала из Москвы в дальние свои деревни». «Между тем перемены продолжали идти с неимоверной быстротой, они совершались не годами, не месяцами, а часами. Всякий мог почитать себя ежеминутно накануне гибели или быстрого возвышения. «Блеск и померцание вмиг – к восходу и заходу текут наши светила с равною скоростью», – говорит современник… Император Павел, ни в чем не разделявший воззрений своей матери, был, конечно, противником разделов польских областей. Поэтому после своего воцарения он немедленно вспомнил о польских пленных, содержавшихся с 1794 года в Петербурге, и решил даровать им свободу, распространив затем эту милость и на прочих сосланных поляков» (Шильдер. С. 259).

Павел I, еще будучи великим князем, интересовался внешними отношениями. Трагедия Польского государства вершилась на его глазах. То Польша примкнет к России, то метнется к Франции в поисках своих интересов, то вернется под крыло Пруссии, но ни одно государство не сочувствовало метаниям польской шляхты во главе с польским королем Станиславом-Августом Понятовским. В Польше возникло множество политических группировок, каждую из них возглавлял знатный пан, но это не объединяло страну, а разрушало национальное единство польского народа. В годы Французской революции оживились польские страсти, возникали стычки различных группировок. Тогда русский генерал Игельстрём приступил к разоружению польских отрядов. Но один из польских генералов не подчинился приказу русского генерала, его соединение напало на русский полк, к нему присоединились другие непокорные поляки. Одновременно досталось от поляков и прусскому эскадрону. Естественно, полетели реляции в Петербург и Берлин. Пока руководители России и Пруссии совещались, события в Польше стремительно развивались. В Кракове появился Тадеуш Костюшко, военный инженер, успевший повоевать как генерал в армии Джорджа Вашингтона; он произнес свою речь, был избран руководителем восстания, а вскоре, в 1794 году, получил звание генералиссимуса. Апрель 1794 года в Варшаве запомнился кровавыми событиями против русских воинов. Но с приходом Суворова все изменилось: русские полки взяли крепость Прагу, пригород Варшавы, и в сражении перебили ее польских защитников, а пленных поляков по просьбе польского короля Суворов приказал отпустить. В исторических кругах по-разному трактуют эти события. Пишут о том, что восставшие поляки беспощадно уничтожали русские войска, застав их врасплох, пишут и о том, что Суворов отпускал пленных поляков, хотя и знал о том, что они только что яростно сражались против русских на поле брани. «Если после победы под Мациевицами русские обращались с