российских и писатель истории своего отечества. Сей просвещенный и достойный великого почтения муж, будучи в отставке, упражнялся несколько лет в собирании летописей и приуготовлении к сочинении полной российской истории, не щадя притом ни трудов, ни здравия, ни иждивения. Всемилостивейшая наша императрица, вечная ей память, уведав об этом, повелела для сего князя отворить все книгохранилища. И вот уже два тома вышли. И сколько таких случаев произошло на нашей памяти, ваше величество! Вот этим я и займусь, ваше величество, когда окрепну.

– Николай Иванович, я желаю вам здоровья и весьма сожалею о случившемся с вами, я знаю ваши журналы «Трутень», «Живописец», ваши едкие сатирические произведения.

Иной раз вспомнишь ваши фразы и думаешь, как много мне надо поправить в нашем обществе, порочном обществе после многолетнего торжества женского властительства, и руками разведешь от бессилия. Ведь так хочется все изменить… Высопарные Невпопады и дерзкие Кривотолки по-прежнему правят страной.

Николай Новиков отправился в свою деревню, а Павел I занялся очередными делами, которые стеной стояли перед ним.

Не удивляло, стало уже привычным, когда великий князь Александр и комендант Петербурга генерал-майор Андрей Аракчеев с шумом расставляли часовых вокруг дворца у возведенных пестрых будок. Удивляло другое – повсюду вскрылось воровство, ведь расхищалось все и повсеместно. Стоило Марии Федоровне, получив в управление воспитательные дома, проверить финансовое состояние в одном из них, стоило вызвать управляющего, как он сразу понял, что императрица узнала об украденных им деньгах и разрезал себе живот; думали его спасти, но не удалось, погиб от раны.

Граф Румянцев целыми днями не выходил из своего кабинета во дворце, исполняя рескрипт императора о том, что необходимо навести порядок среди камер-юнкеров и камергеров, которые, по слухам, были записаны в различных чинах как служащие в полках. Естественно, начали проверять, и действительно многие придворные служили в различных полках, получали чины, продвигались по службе.

Павел I, зная о противоречиях в обществе, о недовольстве крестьян и помещиков и не ведая способов, как решить эти противоречия, решил в нижнем этаже Зимнего дворца поставить ящик для сбора информации. Ключ был только у него, он сам доставал письма, записки и записочки, читал, на некоторых из них ставил свои резолюции. По первости письма были деловыми, но потом появились злые, остро сатирические, неправедные, которые лишь отнимали время. И хорошее начинание пришлось оставить.

Павел I, не раздумывая долго, назначил князя Алексея Борисовича Куракина на высокую должность генерал-прокурора, поскольку знал, что тот учился юридическим наукам в Лейденском университете, много лет служил в генерал-прокурорской канцелярии. Читая выходящие от генерал-прокурора документы, Павел I не раз обращал внимание на изящный стиль этих бумаг. Вызвал князя Куракина в свой рабочий кабинет.

– Кто это у тебя так прекрасно сочиняет документы? – спросил Павел I у князя Куракина, вошедшего в кабинет. – Прежде такого у тебя не было специалиста: изящный стиль и чистота слога, логичность и ясность содержания документа. Моя матушка Екатерина II сразу выделила из своих секретарей Александра Безбородка, а этот чем-то похож на него.

– Я его недавно принял на пробу, это делопроизводитель Михаил Сперанский, ваше величество. Два года тому назад я взял его домашним секретарем по рекомендации митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского Гавриила, он хорошо знал его как наиспособнейшего преподавателя в Александро-Невской семинарии. 26 лет, из деревни Черкутино, в 40 верстах от города Владимира, сын сельского потомственного священника, блестяще учился во Владимирской семинарии, потом как талантливого семинариста перевели его в Петербургскую семинарию. В 11 лет, во Владимирской семинарии, получил он фамилию, стали называть его Сперанским.

– А, значит, Михаил Сперанский попович, ведь священники не имеют фамилии. Фамилию он получил от латинского «sperare» – «надеяться» по-русски, – произнес Павел I. – Ну что ж, так и взял секретарем, без проверки?

– Нет, ваше величество, всякую рекомендацию необходимо проверять. Вечером я предложил ему написать одиннадцать писем общего содержания, и утром одиннадцать писем лежали у меня на столе, при этом, как вы утверждаете, все письма были написаны изящным слогом и ясного содержания. Несколько лет он учил моего сына русскому языку и другим предметам, а вместе с сыном учил и Сергея Уварова. А сейчас Михаил Сперанский очень хочет заниматься светской работой, но митрополит рекомендует ему принять монашеское достоинство, дескать, это будущий епископ, будущий митрополит.

– А желает Сперанский к тебе перейти на службу? – спросил Павел I.

– Очень желает!

– Так я объяснюсь с митрополитом и все это улажу к общему удовольствию и к общей пользе, – сказал император.

Вскоре граф Румянцев, как обер-гофмейстер, узнал, что 2 января 1797 года М.М. Сперанский был принят в канцелярию генерал-прокурора графа А.Б. Куракина на должность делопроизводителя и получил чин титулярного советника.

В первые дни царствования Павел I раздал 50 тысяч крестьянских душ с землями в надежде, что крестьянам будет лучше с помещиками, чем в казенном управлении. Но ошибся. Возникали беспорядки и недовольство. Приходилось жестоко подавлять своеволие крестьян, опасаясь повторения Пугачевского бунта. Павел I принял решение впервые допустить и крестьянство, как и дворянство, до принятия присяги на верность императору. Крестьяне, впервые допущенные до присяги, поняли новацию на свой лад – за этим должно последовать и освобождение от крепостной зависимости, мол, так решил император, пошли разговоры и шумливые толки. Помещики протестовали. К Павлу I понеслись письма губернского начальства. Пришлось 20 января 1797 года назначить фельдмаршала князя Репнина командующим войсками для подавления мятежа, а 29 января объявить манифест о том, что крестьяне, как и прежде, должны быть послушны своему помещику, работать три дня в неделю на барщине, остальное время на свою семью. Но крестьяне мечтали о полной свободе. 13 феврале в селе Брасове Орловской губернии мужественно вышли навстречу войскам с цепами и дубинами, отстаивая свою правоту. Из донесения князя Репнина стало известно, что было произведено 33 пушечных выстрела, израсходовано 600 патронов, убито 20 крестьян, 70 крестьян было ранено, сгорело 16 крестьянских домов. После этой схватки крестьяне упали на колени и просили прощения.

15 февраля князь Репнин писал губернатору Орловской губернии: «Благоволите, ваше превосходительство, в известие всем обывателям Орловской губернии, вам вверенной, приказать объявить, что села Брасова с деревнями крестьяне г. генерал-лейтенанта Апраксина, за их упорное неповиновение правительству, от высочайшей власти установленному, и их помещику, не внемля даже высочайшему манифесту его императорского величества от 29 января сего 1797 года, и за их упорное сопротивление войскам его императорского величества, наказаны силой оружия и преданы, яко изверги, злодеи и преступники, огню и мечу; что тела их, справедливо погибших от их