кровь, как это случилось при разгоне парламента и городского собрания, подавлении выступления сторонников бывшего председателя Службы национальной безопасности Сулейменова, расправе с отрядом Лабазанова. Политическая температура быстро приближалась к точке кипения.

В республике упадок, еще больший, чем в целом по России. Устойчиво работает только нефтекомплекс, за контроль над которым ведется жестокая борьба. Деньги поступают в основном за счет криминальной деятельности на территории России, куда банды отправляются чуть ли не в плановом порядке. Пенсии и пособия не доходят до тех, кому адресованы. Санкции постепенно начинают сказываться на настроениях людей.

Авторитет власти падает. Чеченцев, привыкших к ответственности друг перед другом, все сильнее отталкивает криминализация режима, его навязчивая идея разорвать связи с Россией.

Варианты решений — на усмотрение Ельцина

Вернувшись в Москву, обсудил впечатления со Степашиным и с Шахраем (он в качестве вице-премьера и до недавних пор министра по делам национальностей[252] очень много занимался этой проблемой и хорошо ее знал). Они поддержали предложение о разработке и принятии федерального закона «Об особом статусе Чеченской Республики и прилегающих к ней территорий», но выразили сомнение в том, что в сложившейся обстановке такой закон может быть принят (и были правы: до принятия закона так и не дошло).

Одна из причин — то, что Чечня для некоторых российских политиков превратилась в полигон, появившись на котором можно гарантированно получить прессу и привлечь к себе внимание. Кто только не светился с миротворческими или посредническими инициативами. И будущий участник белодомовского мятежа Баркашов (был принят Дудаевым, подарил книжечку, уехал довольный, пользы — ноль). И активный в те годы сопредседатель Русского национального собора Александр Стерлигов (учредил с вице-президентом ЧРИ Зелимханом Яндарбиевым «Российско-чеченский координационный комитет», который в августе опубликовал обращение «Имперские круги России готовятся в очередной раз нанести удар по Кавказу…», уехал довольный, пользы — ноль). И Жириновский (приезжал на годовщины независимости Ичкерии, поднимал тосты за ее независимость: «Теперь у меня два хороших друга — Саддам Хусейн и Дудаев», уезжал довольный, пользы — ноль). Список доброхотов, пытавшихся таким образом нажить политический капиталец, можно продолжить. Потом многие из них и стали авторами легенды об «упущенном шансе» — в надежде прикрыть им свое двурушничество.

Как российская власть могла действовать в этих условиях? Вариантов было не так много:

а) признание государственного суверенитета ЧРИ, выстраивание с ней полноценных межгосударственных отношений, включая создание надежной границы и таможенных барьеров;

б) сохранение status quo: ЧРИ суверенна de facto и как бы входит в РФ de jure, продолжение экономического давления;

в) всесторонняя поддержка пророссийских сил в Чеченской республике до перехода к ним власти на большей части территории — без прямого задействования российских вооруженных сил (концепция «скрытого вмешательства»);

г) ввод войск на территорию левобережных (Наурского и Шелковского) районов[253], присоединение их к Ставропольскому краю и жесткое огораживание остальной территории;

д) полноценная военная операция по восстановлению российского конституционного порядка на всей территории Чечни.

Вариант «Д» представлялся наихудшим. Мы хорошо понимали реакцию на него в Чечне — новая мощная консолидация вокруг Дудаева, политический резонанс в стране и за рубежом. Мы знали и состояние российской армии. На втором с конца месте был вариант «Б»: для слабой еще российской государственности продолжение и усиление интоксикации от сформировавшегося нарыва могло оказаться смертельным. Впрочем, нам-то этот вариант был наиболее комфортен: спросу никакого, ответственности никакой, за любое ЧП на кого-нибудь можно «перевести стрелки». Но комфортно не значит хорошо. «Трудно — значит полезно», — учил я потом внука Диму[254]. Оптимальным мы считали вариант «В».

Отправили соответствующую записку на имя президента и стали ждать «галку» — на каком варианте действий Ельцин остановится.

Примерно через две недели позвонил Степашин: «галка» прилетела — третий вариант. Вариант «В».

Огорчило, что поручение носило анонимный и практически неформальный характер. Выстраивать систему управления операцией предстояло на ходу и без соответствующим образом прописанных полномочий. Впрочем, такова нередкая учесть всех спецслужб.

В первую очередь предстояло определить:

● каковы конечные цели начинающейся работы, по достижении которых она может быть прекращена;

● что это за «пророссийские силы», которым нужно и можно было оказывать поддержку?

● какими условиями эта поддержка должна быть оговорена;

● какие формы и объем должны быть у этой поддержки;

● примерные сроки проведения операции.

Ну и, конечно, куча всяких тактических вопросов, возникающих в таких случаях.

Цель была прописана в самой постановке задачи: поддерживать лояльные России силы до тех пор, пока они не возьмут верх в противоборстве с дудаевским режимом и в республике не возникнут условия для формирования и работы органов власти и управления, соответствующих в основном российскому праву. Не менее важной целью был подрыв активности чеченских криминальных группировок по России за счет их вовлечения во внутричеченский конфликт.

Формы и объемы поддержки: административная, военно-техническая, экономическая, информационная поддержка. Но: «ни одного русского солдата, ни одного русского выстрела на территории Чечни» — такова была наша категорическая (ну, или почти категорическая) позиция. Изоляция дудаевского режима от российских и зарубежных источников финансирования, материально-технического обеспечения, людских ресурсов, возможностей пропагандистского прикрытия.

Сроки проведения этого этапа борьбы за восстановление конституционного порядка в Чечне намечались в диапазоне конец 94-го — лето 95-го года. Границей тут были запланированные на конец 95-го года выборы в Федеральное Собрание — лишний шум к этому моменту президенту был не нужен, а вот образ победителя пришелся бы весьма кстати.

Для проведения работы сформировал оперативный штаб, в котором были представлены сотрудники центрального аппарата МБ, занимавшиеся борьбой с терроризмом и военной контрразведкой, и те, кто работал на Северном Кавказе. С особой благодарностью вспоминаю начальника управления Анатолия Семенова, офицеров А. Х-ва, Н. Ф-ка, С. А-ва, А. З-ва и, конечно, своих телохранителей К. С-ва и С. Б-ва. Активно помогали мне в работе помощники по Московскому управлению Сергей Мацко и Игорь Попов.

С тех пор поездки в «подопечный район» стали регулярными[255], и жена всё ворчала по поводу моей новой обязанности «помочь коллегам из Карелии наладить работу в связи с новым статусом российско-финляндской границы» (такой была домашняя версия[256]).

Одной из первых задач стала ревизия проявивших интерес к сотрудничеству местных кадров. Их визитов было на удивление много, причем зачастую они предварялись звонком и рекомендацией от вполне уважаемых людей.

Среди тех, с кем обсуждались перспективы, были люди, представлявшиеся лидерами тейпов и вирдов, родственники влиятельных духовных лиц, лидеры местных партий и движений, известные общественные деятели, предприниматели — жители или выходцы из Чечни.

Примерно две трети этих разговоров проходили примерно по одному сценарию. Сначала шла презентация своих связей и влияния. Потом — описание своего видения развития ситуации и своих (своего тейпа, вирда, и т. п.) возможностях в противостоянии с Дудаевым и готовности восстановить отношения Чечни с Россией. И, наконец — просьба дать оружие