Еще трое упали, обливаясь кровью, а другие попятились встрахе. Кто-то вскрикнул отчаянно:

— Да что же он?.. Заговоренный, что ль?

Из Ховраха хлестала кровь, как вино из пробитого стреламибурдюка. Но и бледнея, он ревел мощно, вращал топором и сверкал глазами. Соспины подкрался Кажан, нивесть почему решивший принять участие в драке. Молчаотвел назад обе руки с зажатым копьем, ударил с такой силой, что все услышалитреск плоти и ломаемых костей. Копье погрузилось почти до половины. Ховрахзарычал, поперхнулся хлынувшей изо рта кровью.

Кажан выпустил копье, попятился, не отрывая устрашенноговзора. Ховрах ухватился за древко, рванул, и все замерли, когда из широкой раныпоказалось залитое кровью зазубренное острие, а за ним сизые и коричневыевнутренности. Кажан вскрикнул и суетливо юркнул за спины устрашенных воинов.

— Я... тебя... найду, — прохрипел Ховрах.

Колени его подломились. Он упал навзничь, раскинув руки.Взлетели брызги крови.

Сквозь лязг и крики Мрак все яснее слышал хриплое дыханиеГакона. Седой богатырь качался от усталости. Из-под шлема, что закрывал иподбородок, по мокрой седой бороде сбегали мутные струйки. Он уже не ревел, невыкрикивал угрозы, а только крушил по всему, что оказывалось перед ним.Любоцвет подал ему другой щит взамен разбитого, за что Гакон едва не расплющилего в лепешку, но теперь дрались плечо к плечу. Гакон как-то чуял присутствиемолодого витязя, а тот умело защищал себя и престарелого богатыря, успеваянаносить быстрые и всегда безошибочные удары.

Он не сразу понял, почему видит своих друзей, да и врагов,все хуже. Лишь когда в дверях появились воины с высоко воздетыми факелами, а теслепили глаза, он понял, что бьются уже в сумерках. Сражение началось задолгодо полудня, длилось остаток дня, а хоть исход ясен, конца все не видно!

Руки были тяжелые как горы, он задыхался от жара, спертоговоздуха. Голова гудела, по лицу текли струйки не то крови, не то пота.Качающиеся стены даже в свете факелов он видел как сквозь красный туман. В ушахзвенели крики умирающих, стоял непрерывный лязг металла, и часто слышался злойхруст рассекаемой плоти, треск костей, скрежет разбиваемых доспехов.

У людей Додона впереди теперь дрался мрачный как тучавоевода Рогдай. Седая борода слиплась от пота, он дышал тяжело, а от егобогатырских замахов шарахались в стороны и свои.

Гонта с проклятием отбросил щит, Рогдай разбивает вдрызг емууже третий, попробовал парировать удар топора воеводы мечом, едва не лишилсяголовы. Остервенев, начал упорно теснитть старика влево, тот сопротивлялсяупорно, но Гонта обрушивал яростные удары сразу двумя мечами, и Рогдай невольносдвигался, сдвигался...

И вдруг раздался мощный треск, звон. Рогдай вскрикнул,выронил меч. Страшная булава Гакона угодила ему в левое плечо, превратив вокровавленую глыбу, откуда торчали обломки бронзовых доспехов.

— Слава... — сумел проговорить Гакон, губы его были синие,он дышал как загнанный конь. — Еще один...

Рогдай упал на колени, в лице была боль, глаза застилалопеленой смерти. Но во взгляде, который обратил на Гонту, было прощение, и Гонтавдруг сообразил, что старый воевода все видел и понимал, сам заставил подвестипод удар слепого богатыря, своего сверстника, от которого и пожелал принятьсмерть, и сейчас взглядом предостерегает, чтобы не говорил Гакону...

— Кто это... был? — спросил Гакон сипло.

— Да так, — ответил Гонта сдавленно, — просто воин...

— А показалось, что ударил по каменной глыбе... Видать, исреди молодых еще попадаются крепкие...

Рогдай повалился лицом вниз, руки раскинулись в стороны. Еговоины с криками ярости, воеводу любили, нахлынули с новой силой и бешенством.

Бой был жестокий, Мрак задыхался от тесноты. Воздух былплотный как вода и горячий как в бане. Грудь ходила ходуном, пытаясь ухватитьсвежий глоток, в голове стучала кровь, грозя разорвать кровяные жилы ивырваться на свободу.

— Перун!!!

Он вздрогнул от страшного крика. Гакон выпрямился во весьгигантский рост: залитый кровью, в смятых и погнутых доспехах. Обе руки возделк своду, в одной был меч, на локте другой болтался обломок щита.

Руцкарь, который с длинным копьем в руках давно уже выбиралмомент, широко размахнулся и с чудовищной силой вогнал широкое лезвие в животстарого воина. Гакон выронил меч, ухватился за копье. Мгновение стоял, наРуцкаря смотрел сплошной шлем, затем могучие ладони ухватились за древко. Гакончто-то прошептал, внезапно с силой потянул копье на себя. Все прекратилисхватки и с содроганием смотрели как старый богатырь погружает копье в своетело глубже, наконец острие прорвало доспех на спине и вылезло, отвратительнокрасное, дымящееся, роняя крупные черные капли.

Гакон уже легче рванул копье еще, насадил себя так, чтооторопевший Руцкарь едва не ударился лицом в широкую грудь слепого.Красавец-воевода не успел выронить копье, а Гакон ухватил его за плечи.Раздался треск дерева, копье обломилось. Все услышали хруст костей, скрежетдоспеха, хрип и предсмертный стон.

Смятый как мешок с сеном Руцкарь упал к ногам Гакона, аогромные руки вскинулись к своду снова, и предсмертный крик потряс стеныдворца:

— Перун! Я иду к тебе!!!

Он рухнул как скала. Стены вздрогнули, а кровь с полабрызнула на стены. Мрак дышал тяжело, пот заливал глаза. Воины напротив тожепереводили дух. Страшная гибель Руцкаря, богатыря-поединщика, которого подпрозвищем Боевого Сокола знали по многим битвам, ошеломила и самых отважных.Мрак сквозь кровавую завесу в глазах видел как противник пятится, прижимается кстене, норовит спиной нащупать спасительную дверь.

Затем за их спинами раздался злой зычный голос. Стена изщитов, между которыми блестели копья и мечи, обреченно двинулась на Мрака. Мракс усилием поднял палицу. Мокрая от крови рукоять скользила в ладонях. Только быудержать еще чуть-чуть, мужчина должен уходить с оружием в руках...

Вдруг воины остановились, кто-то вскрикнул дурным голосом.Глаза их были устремлены за спину Мрака. Тот, опасаясь хитрости, короткооглянулся.

Залитый кровью Ховрах шевелился. Раны на его телезатянулись. Он поднялся, цепляясь за стену, еще неуверенный в движениях, но скаждым мгновением приходя в себя. Тут же нагнулся, подхватил булаву.

Когда он выпрямился, Мрак тоже вздрогнул. Глаза Ховрахастали ясными, с трагическим весельем. В его осанке появилось достоинство игордость.

— Последний пир? — сказал он хрипло. — Да, теперь ужпоследний.

Голос был прежний, но по тому как ставил слова, стало ясно,что Ховрах восстал высокорожденным. Булаву, оружие богатырей-простолюдинов, тутже отбросил, снял с трупа Руцкаря меч, более приличествующий людям высокогорождения. И по тому, как держал, было видно, что знает что с ним делать.