— Быстро другого палача.

За спиной загомонили, наказ передавали дальше, слышно былокак ушла затихающая волна говора, а потом она же вернулась, к уху царянаклонился толстый осанистый постельничий:

— Царь, у нас нет другого!

— Как это нет?

— Всегда был один. Зачем держать еще одного дармоеда,кормить и платить, когда один управлялся?

Царь скрипнул зубами, народ на площади ликовал. К Вавилетянулись десятки рук, кто-то рвал на себе чистую рубашку, общими усилиямираспанахали на ленты, сбивали друг друга с ног, спеша перевязать ему увечье.

— Все равно надо казнить, — сказал Додон сквозь зубы. — Еслинет палача, тогда... эй, позовите вон того стража!

На зов приблизился высокий крепкий воин, смелое лицо, шрамчерез бровь, преданность во взоре.

— Что прикажешь, царь-батюшка?

— Прикажу, — протянул царь, он быстро окинул воинапридирчивым взором. — Все выполнишь?

— Все! — сказал воин твердо. — Хоть из окна вниз головой. Яклятву давал.

— Тогда вытащи из ножен меч, — сказал Додон зловеще, — тяни,тяни! Вот так... А теперь ступай вон туда и отруби вон тому голову!

Воин с мечом в руке с готовностью повернулся, сделал шаг,остановился, медленно обернул к царю разом побледневшее лицо:

— Так это же... преступник?

— Верно, — подтвердил царь. — Отруби ему голову.

— Не могу, — прошептал воин.

Вокруг настала мертвая тишина. Додон спросил зловеще:

— Почему?

— Я воин... Я клялся защищать тебя в бою, проливать кровь наполях сражений. Но мой меч — не топор палача! Это благородный меч.

Кто-то ахнул. Додон предложил неожиданно:

— Тогда возьми топор. Авось, себе руки рубить не станешь?

— Не стану, — согласился воин. Он прямо взглянул в грозныеглаза царя. — Но я шел на воинскую службу, а не на палаческую. Уволь, но топорпалача в руки не возьму.

В тишине Додон вскрикнул с такой яростью, что сорвался навизг:

— Тогда... тогда я тебя положу рядом с ним! И вместо однойголовы две скатятся.

Воин сказал негромко:

— Что ж, как скажешь. Лучше быть жертвой, чем палачом. Да ик тому же... умереть рядом с праведником — завидная доля!

К царю приблизился постельничий. Рассвирепевший Додонбрызгал слюной, орал, едва не бросался на воина с кулаками, наконецпостельничий приблизил губы к царскому уху:

— Погляди, что с народом творится!.. Это опасно. Отложиказнь на завтра. Я сейчас пошлю гонца в Артанию. К ночи, меняя коней, сюдаприбудет их палач. Он-то и отрубит Мраку голову. С удовольствием и забесплатно!

Додон умолк, израсходовал запас ярости, а не успел заоратьснова, как другой боярин шепнул на левое ухо:

— К тому же можно будет казнить не при народе.

— А как это? — спросил Додон тупо. — Всегда преступниковказнили прилюдно. И чтоб другим неповадно было. И развлечение какое-то надопростому народу...

— Это не развлечение. Посмотри на них!

— Эй, стража! — вскрикнул Додон.

Но боярин настойчиво шепнул:

— Казнишь сегодня ночью. Прямо в подземной тюрьме. Никто ине узнает.

Однако уже в полдень его снова повели к выходу. На этот развытащили на задний двор, где обычно резали скот. Высокие стены отгораживали отмира, людей на этот раз не было, только дюжина стражей. По их хмурым лицам Мракпонял, что наконец в самом деле настал его смертный час.

Солнце едва поднялось, воздух был морозный, в нем звенелиневидимые глазу крохотные льдинки. Через каменный забор склонялись голые ветвидеревьев. Листья усеивали двор, желтые, оранжевые и вовсе пурпурные, словноокрашенные кровью.

Мрак вышел на середину двора, и тут тяжелый грохот заставилповернуть голову. Из соседнего подвала шел, сильно припадая на правую ногу иповесив голову, непомерно широкий в печах человек, на голове которого средиотрастающих волос ясно выделялась длинная прядь.

— Гонта, — выдохнул Мрак.

Гонта шел, стиснув зубы, тяжело гремел тяжелыми цепями. Унего, как и у Мрака, были скованы руки за спиной, а к ногам приковананаковальня. Он тащил ее, загребая землю, на камнях грохотала, высекала мелкиеискры.

Царь уже сидел в окружении советников и воевод. И хотя ужене было Рогдая, Руцкаря, Голика, не было постельничьих, но место близ царяпусто не бывает: льстили и гнулись едва ли не до подошв. Остальные скамьи былипустыми, и в этой пустоте Мраку почудилось что-то обрекающее на гибель всюКуявию.

— Гонта, — повторил Мрак громче.

Гонта вскинул голову, глаза были неверящими. Распухшее отпобоев лицо обезобразили ожоги, ноздри вырваны напрочь, а на лбу ему выжглиогромное тавро, которым клеймят скот. Правая асть спины была в засохшей крови.

— Мрак?.. Мрак, — прошептал он, и Мрак с болью увидел, чтопередние зубы красавца вожака разбойников выбиты, из десен течет кровь. —Довелось свидеться...

— Потерпи чуть, — сказал Мрак тихо. — Скоро свидимся снова.И уже не расстанемся.

— Врешь поди, — прошепелявил Гонта.

Додон сказал свистящим шепотом:

— Быстрее! Кончайте обоих.

Палач, огромный мужик с мешком на голове, подошел медленно,тоже словно нехотя. В прорезях блестели глаза, лица Мрак не разглядел. В рукепалача был широкий меч со скошенным лезвием.

Мрак напрягся, видя как меч начинает медленно подниматься. Итут раздался визгливый вопль Додона:

— Не мечом!

Палач обернулся:

— Чо?

— Не мечом, говорю! Меч — для благородных голов. Топорвозьми, дурак.

Палач нехотя отнес меч в угол дворика, что-то бормотал,долго копался с решеткой, исчез надолго, наконец вернулся с широким топором.Еще издали вскинул над головой:

— Этот?

Мышцы играли силой, перекатывались как толстые змеи. Додонкрикнул торопливо:

— Да-да! Быстрее руби!

Палач заново засучил рукава. Он все присматривался к шееМрака, посматривал на шею Гонты, сравнивал, примеривался, и Мрак видел в егоглазах растущее уважение.

— Первый раз, что ли? — сказал Мрак раздраженно. — Откудатебя такого привезли?