— Ты... лишил меня всего...

— Я? — прошептал Мрак.

— Ты... даже сына...

— Я не бросал ему в спину копье, — напомнил Мрак без всякойжалости. — У тебя еще не подломился хребет под грузом проклятий?

Додон впился в него ненавидящим взором:

— Я отвечу перед богами... Но ты ответишь теперь. Мне.

— Что ж... Ты скажи только, каково быть убийцей собственногосына? Каково смотреть людям в глаза?

Додон проскрежетал зубами:

— Некому смотреть! Ты их всех убил. А кто уцелел, тот ушел.Но ты прав! Ты умрешь завтра на рассвете. За все. И за смерть моего сына.

— Он сказал, что сражается за тебя, — прошептал Мракразбитыми губами. — Теперь я понимаю... Мальчишка любил тебя. Он пытался своейсмертью уменьшить твою вину.

Додон задрожал. Его трясло, лицо было синим как уутопленника.

— Да, — ответил он свистящим шепотом, — мне жить незачем..Но сперва я потопчу твою могилу, проклятый!

Он вздрогнул, застыл, завороженный страхом. В подземельевнезапно пахнуло холодным воздухом могилы. В каменной стене медленно проступилоогромное лицо человекозверя. Глаза полыхнули огнем, толстые губы чуть раздвинулись,показывая клыки. Грохочущий голос проревел:

— Несчастный... на самом деле, у тебя есть еще один сын...

Измученные глаза Додон вспыхнули надеждой. Он умоляющеприжал обе руки к груди. Мрак, переждал приступ острой боли, прохрипел:

— Молчи, дурак... Копыта откинешь, коли ответишь.

Он видел как дергается в муках царь, ибо демону, живущему вкамне, отвечать нельзя. Кто ответит, кто заговорит, тому не будет спасения отразгневанных богов, а душу его навечно заточат в котле с кипящей смолой.

Каменное лицо повело огненным взором по темнице, скривилосьи, не слыша ответа, начало растворяться. Царь истошно завопил тонким заячьимголосом:

— Скажи!.. Умоляю, скажи! Душу отдам, все отдам! Пустьсегодня умру, но скажи: где мой незнанный сын?

Голос прорычал еще тише, неразборчивее, но со злобнойрадостью, и даже Мрак ощутил, что нелюдским силам тоже знакомо коварство:

— Он знает, что твой сын, но молчит. Да и кто признался бы?И ты никогда не узришь. И не будет у тебя наследника. А вот твой пленник... Повсем дорогам, где прошел, матери будут называть младенцев его детьми. Да и там,где не был! Его роду бысть в веках...

Голос стих, серый камень стены стал ровным, разделенным лишьна квадратные глыбы. Царь отшатнулся, взвыл дико. Мрак молча наблюдал, какДодон выбежал, разрывая одежды. Даже из коридора было слышно, как царапает лицои выдирает клочья волос.

Он был в тяжелых цепях, но бронза не удержит оборотня, иМрак сам не понимал, что удерживает его, не дает грянуться оземь, поднятьсячерным волком, дождаться когда откроют дверь, сигануть мимо палача, пронестисьпо коридору к выходу, а там уже по улицам Куявии и до городской стены рукойподать, за которой спасительный лес...

Когда вывели из подвала, он с жадностью вдохнул холодныйутренний воздух, жгучий как родниковая вода. В воздухе была зима, а тучинаползли настолько темные, что казались лиловыми. Стражи напялили полушубки,кое-кто обул сапоги с меховыми отворотами.

Во внутреннем дворе за ночь соорудили помост, поставилиплаху. Толстый мужик в красной рубахе палача уже прохаживался по помосту, наплече жутко блестела широким лезвием огромная секира. Лицо палача было укрытокрасным платком, только черные глаза недобро блестели через прорезь.

В трех шагах от помоста стоял царский трон. Додон сидел вшубе, желтый и с черными кругами под глазами. Щеки обвисли, а белки глаз быликрасные от лопнувших кровеносных жилок. За ним застыли как каменные столбытелохранители, а сбоку суетливо дергаются новые советники, постельничьи,простые и главные, что-то шепчут в оба царских уха, злобно поглядывают наМрака.

Был допущен и простой люд из дворцовой челяди. Они вмолчании стояли тесной толпой, редкая цепь стражников не давала подойти ближе.

Мрак поглядел на небо. У тучи вот-вот лопнет брюхо со снегом...Попробовать уйти? Но могут подшибить и волка. В любом случае что ему лишниеминуты, если вдали от Светланы? Ветер усилился, сейчас начнется метель... Нет,пусть лучше народ не узнает, что он из породы оборотней. Оборотней ненавидят ибоятся. А так даже пожалеют, когда палач поднимет за волосы отрубленную голову,покажет на все четыре стороны, а потом швырнет в корзину.

Он сжал зубы, сдерживая стон, с трудом взобрался на помост.Из раны на груди снова потекла кровь. Палач обернулся, смотрел изучающе.

— Дружище, — попросил Мрак, — размахнись получше! У меня шеякрепкая.

Плаха была новенькая, блистала свежим срезом. Он положилголову, прижавшись щекой к пахнущему свежим соком дереву. Два толстых муравьяжадно сосали янтарную бусинку.

Краем глаза он видел как страшно и весело сверкнулоотточенное лезвие. На миг замерло на фоне темной тучи, заблистали золотыеискры, затем топор с нарастающей скоростью ринулся вниз. Глухо стукнуло. Мракуслышал сочный хряск, тут же на щеку брызнуло теплым.

Он повернул голову. Рядом на краю плахи лежала отрубленнаякисть руки. Пальцы еще шевелились, пригибаясь к широкой ладони. Кровь брызгалатонкими струйками.

Вся толпа ахнула как один человек. Палач стоял, неловкодержа топор в левой руке. Правую вскинул над головой, из срубленной по кистьруки торчал край белой, сразу же окрасившейся красным, кости. Кровь хлынулащедро, побежала по рукаву, рубашка сразу промокла и прилипла, а культя пошлакрасными пузырями и брызгала тонкими струйками.

Палач побледнел, но глаза стали страдальчески-счастливыми:

— Как видишь, царь, я верен присяге. От службы неотказываюсь. Просто к ней больше непригоден.

Додон подскочил на троне. Глаза были как у филина,побагровел, поднял к небу сжатые кулаки, взорвался было криком, но тут жерухнул обратно. Глаза не отрывались от окровавленной культи.

А в народе плакали и смеялись, кричали со слезами на глазах:

— Вавил!.. Ты — человек...

— Не пролил кровь праведника!

— Вавил, тебя и семью прокормим всей улицей!

— Вавил, весь род твой прощен до седьмого колена!..

— Ты видишь, царь?

— Царь, даже палач не поднял руку на такого человека!

— Да разве это Вавил палач? Вон сидит палач, глазами лупает!

Додон велел резко: