— Да, — ответила она еще тише. — Ты победил. Ты победил вовсем. И теперь все здесь твое, Мрак. Когда ты приехал, то даже те немногие, ктобыл против тебя, сейчас тебя жалеют и говорят только о том как бы тебеспастись. Ты завоевал их сердца, Мрак.

Он несколько мгновений смотрел в ее лицо. Печальная улыбкатронула его губы:

— Но я не завоевал твое.

— Мрак...

Он прошел молча мимо, толкнул внутреннюю дверь. Краем глазазаметил как изменилось ее прекрасное лицо. Оно было еще прекраснее, толькоглаза были тоскливые как у побитой волчицы. На бледных щеках блестели двемокрые дорожки. Из глаз выкатывались все новые блестящие жемчужинки.

— Прощай, — сказала она раздавлено. — Как видишь, вконце-концов я потеряла все.

Он прошел через маленькую комнату, его встречали и провожалииспуганные взгляды мамок и нянек.

Дверь маленькой Кузи была закрыта плотно, но Мрак чуял, чтотам не заперто. Он толкнул дверь, на том конце комнаты малышка сидела в углукомнаты. Вид у нее был печальный, заброшенный. На щеках блестели, как и устаршей сестры, две мокрые дорожки.

Мрак сказал ровно:

— Какое у тебя красивое платье!

Она подняла голову, на личике отразилась радость. Мокрыедорожки мгновенно просохли. Но не встала навстречу, смотрела вопросительно.Мрак с задумчивым видом покачал головой:

— Не знаю... хорошо ли оно будет как свадебное?

Она недоверчиво смотрела в его лицо, затем со счастливымвизгом подпрыгнула. Он нагнулся, подхватил на бегу. Она прижалась к его груди,счастливая, жадно нацеловывала его лицо, глаза. Ткнулась губами в морду жабы,та возмущенно отплюнулась и вытерлась перепончатой лапой. Тоненький голосок отсмеха зазвенел как серебряный колокольчик:

— Сумасшедший!.. Я к тому времени из него вырасту!

— Да? — удивился он. Осторожно поставил на пол. — Жаль. Онотакое красивое.

В коридоре послышались возбужденные голоса. Мракприслушался, отступил к двери. Когда голоса и топот подкованных сапогприблизились, тихонько вдвинулся в проем. Прикрывшись шторой, услышал какгрохнула дверь. Резкий голос воеводы Рогдая прогремел как гром:

— Царевна!.. Здесь вблизи не появлялся Мрак?

Голосок Кузи был удивленно-обрадованный:

— Но ведь здесь все за тремя кордонами стражи!.. Почему вывсе такие противные? Я люблю Мрака!

— Родителей слушаться надо, — сказал Рогдай строго. Мракслышал как голос воеводы стал глуше, Рогдай говорил через плечо: — Сказано жвам, дурни... Три кордона стражи, да еще на крыше дюжина самострелов.

— Но ведь исчез...

— Как исчез, так и найдется, — отрезал Рогдай. — Пошлидальше.

А сладкий голосок Кузи пискнул вдогонку:

— Если увидите Мрака, пусть зайдет ко мне!

Настоящая женщина, подумал Мрак. Врет, и не споткнется. Он струдом отодрал от плеча Хрюндю, вцепилась не только всеми четырьмя, но изубами:

— Кузя, к тебе просьба. Сможешь оставить пока что у себя?

Кречет и его люди пировали в серебряной палате для знатныхвоинов. Это было в старом дворце, который построил великий Тарас, дед Додона,Древнее здание было выше по течению, всего в двух верстах от нового, гдецарствовал нынешний царь Додон.

Кормили их так, как не всегда потчевали царей, а винавыставили все, какие только были в подвалах. Кречет не растрогался царскоймилостью. Напротив, ощутил как на загривке зашевелились волосы. Велел пить какможно меньше, не наедаться, ибо драться отяжелевшему трудно, уши держать намакушке.

Местный воевода потчевал от сердца, сам хлопотал на кухне,отчего казался больше ключником, чем умелым воителем, выглядел озабоченнымтолько тем, как накормить да ублажить гостей, потому многим показалсянеожиданным его крик:

— К бою!.. Лучники!

И тут же Кречет, вскакивая, заорал, перекрывая своими ревомего крик:

— Столы!

По всей палате раздался грохот опрокидываемых столов, звонсеребряной посуды, треск глиняных кувшинов, а следом раздался леденящий посвистмножества стрел. Кто-то вскрикнул, дальше слышно было как часто застучало,будто крупный град обрушился на деревянное крыльцо.

— К бою! — крикнул Кречет страшно, голос его был странновеселым.

Двери распахнулись, в палату бросились, блестя топорами,закованные до зубов царские дружинники. Еще распахнулись три потайных хода,оттуда тоже полезли сопящие воины, но люди Кречета уже выскочили из-заопрокинутых столов.

Застучали мечи, со всех сторон были крики, ругань, а Кречет,прикрываясь щитом, быстро и зорко осматривался. От стрел пострадал только один,не успел укрыться, остальные же сделали так, как давно он учил защищаться, атеперь как голодные волки бросились навстречу царским ратникам, выскочившимдобить раненых. И от праведной злости у каждого прибавилось сил, каждый бьетсяза десятерых, рубят страшно, рубят весело, ибо на них придирчиво зрят из вирияотцы и деды.

На них лезли и лезли. Из бойниц под крышей не стреляли,опасались поцелить своих, и бой шел грудь на грудь. Кречет ощутил, что усталарука, весь был мокрый от струй крови, когда вдруг наметился просвет. Крики еголюдей стали слышнее. Из дверей перестали выплескиваться люди с оружием, ауцелевшие пятились, кое-как отражали удары его людей. Переступать приходилосьчерез груды трупов, через стонущих раненых. Царские воины уже не поднимались:люди Кречета пощады не знали.

— Бегут! — бросил кто-то со злым ликованием.

— Запомнят...

Кречет быстро огляделся. Его людей осталось на ногах дветрети. На полу корчилось втрое больше.

— Вперед, — велел он хрипло.. — На их плечах!

Сверху из бойниц их могли бы постепенно перебить стрелами,за столами всю жизнь не просидишь, и воины, мгновенно все поняв, бросились заубегающими. Добро, успел подумать Кречет, что отобрал только матерых, старых.Им и воевода ни к чему, сами все знают.

Он был настоящий воевода, и эта мысль успокоила душу. Можноне беречь себя до конца, буде сложит голову раньше, и без него дров неналомают.

— Вперед, вперед, — торопил он больше по привычке, ибодогнали врага, рубили в спины, прыгали через трупы и снова били как свиней —быстро и умело.

Как грохочущее стадо туров пронеслись через палаты, рубя,ломая, круша, разбрызгивая кровь и расшвыривая трупы врагов. На выходе издетинца их встретил лес копий. За ними блистали бронзой рослые воины, угрюмые иширокие. Это были отборная дружина Додона, которая сопровождала его всюду.