Он натужно улыбался, вскидывал руки в приветствии, но полицам челяди и охраны видел какого свалял дурака. Какого дурака сваляли онивсе, явившись в логово Додона.

В главную палату спешно стаскивали столы. Девки торопливонакрывали скатертями. Сперва белыми, затем голубыми, синими, зелеными, желтыми,оранжевыми, красными, а поверх всего — пурпурными. Чтобы потом в разгар пираможно было схватить скатерть за углы и унести вместе с посудой, а на следующуютут же спешно ставить новые блюда, кувшины с вином, дабы пир не прерывался нина миг.

Задымили все поварни. Челядь сбивалась с ног, на заднемдворе задыхались от дыма, там жарили на вертелах туши оленей, кабанов, лосей.Из подвалов выкатывали бочки с вином. Гонцы помчались со двора в ближайшиевеси. Наказ был спешно везти к царскому двору птицу, гнать скот, наловить дляпира речной и озерной рыбы.

Ховрах потирал руки. Глаза плотоядно блестели. Пир начнетсяуже сегодня вечером, а будет таким, о каком кощюнники сложат песни. Уже виднопо той горе дров, которую навезли на задний двор. И еще прут, волы едва жилы непорвали!

Мрак жадно высматривал Светлану. Белое платье мелькнуловдали только однажды, но и то запах сказал ему, что прошла другая женщина. Дажезапах Иваша уловил лишь пару раз. В самом начале, а потом как будтоиспарился...

Он не успел подняться на крыльцо, как услышал радостныйвизг. По ступенькам сверху пронеслось, часто-часто топоча маленькими ножками,что-то рыжее, визжащее, что сразу бросилось ему на грудь, обхватило маленькимиручонками за шею, принялось звонко нацеловывать, прижиматься всем тельцем,визжать от счастья и снова целовать и прижиматься.

— Кузя, — сказал Мрак укоризненно, — разве так себя ведутцарские дочери?

— А как? — засмеялась она.

Он важно надул щеки, принял строгий вид. Но когда попыталсяопустить ее на пол, она забрыкалась и уцепилась за шею:

— Нет! А то опять исчезнешь!

— Кузя...

— А что?.. Где я тебя искать буду?

— Кузя, — повторил он строго, — женщине не положено искатьмужчину.

— Ну да, — возразила она, — а если ты сам меня не ищешь? Таки до старости досижу!

Он передал ее в руки подоспевших нянек. Кузя орала иотбивалась, но ее спеленали и унесли. Он еще долго слышал ее возмущенныепротестующие вопли. В них было столько обиды, что в груди защемило. Онстарается никому не причинять боль, а тут поди ты... Маленькое сердечко, а тожесвои огорчения.

Пир начался поспешный, сумбурный, какой-то торопливонатужный. Во всех очагах палаты жарко полыхал огонь, там жарилось мясо. Воздух,пропитанный запахами вина и обильной еды, потяжелел, потемнел, будто предательствоочернило даже его. За окнами сгущались тучи, погромыхивал далекий гром, втемном небе взблескивали молнии. За столами обливались потом, расстегивалирубашки до пояса, а тяжелые пояса сбрасывали вовсе.

Мрак чувствовал как даже его зычный голос вязнет в густомкак смола воздухе. Люди стали похожи на рыб, лица были красные, распаленные,словно после бани. С той лишь разницей, что грязь и пот выступили как будто ещебольше.

Гонта ел вяло, пить перестал после второго ковшика. Взглядбыл острым как у лесного зверя. Он чувствовал сгущающуюся вокруг них опасность,искоса поглядывал на стены, откуда могут брызнуть длинные стрелы, держал в полезрения два широких ковра на стене, откуда могли метнуть дротики, напрягался,когда мимо проходил кто из гуляк, людей Додона.

Мрак рыгнул, поднялся из-за стола. Взгляд держал мутным,покачивался, пьяно улыбался. Гонта спросил громко:

— Ты куда?

— Я уже полон, — ответил Мрак так же громко, — а на столевон еще сколько всего... Пойду освобожу место!

Он захохотал, пошел между столами к выходу. Он чувствовал наспине как взгляд Гонты, так как и пристальный взор Додона. Гонта, конечно, неповерит в его опьянение, а Додон уже наверняка принял все меры, необеспокоится.

Вышел без спешки, в коридоре полно вооруженного люда.Опустив голову, пробрался от ниши к нише. Дальше было свободное пространство,через которое вела дорога в южную часть дворца. Туда, где размещались покоицарских дочерей. У стен стояли рослые воины. Их лица были подозрительными, аглаза придирчиво ощупывали каждого, кто проходил мимо.

Громко бухая сапогами, прошел сотник, немолодой хмурый воин.Оглядел каждого, что-то прорычал нечленораздельное. Мрак напряг слух, неуслышал ответ, но начальник стражи рявкнул еще злее:

— Этот разбойник обязательно попытается пробраться на этусторону! Ему была обещана царская дочь, он это не забудет!

— И что делать? — спросил один из воинов.

— Убить немедля, — рявкнул сотник, стараясь понизить голос.— Убить сразу. Без предупреждения. Вас для того и поставили здесь потрое-четверо, хотя обычно тут и одному делать нечего. Ясно?

Воины закивали. Один пробормотал:

— Сделаем. Ведь за своего царя-батюшку. Говорят же, что онубить замыслил.

Сотник посмотрел косо:

— Гм... Ну, да. Особо присматривайтесь ко всем странствующимпевцам, странникам, каликам... Проверяйте каждого из селян, что привезет зерноили мясо.

Воин возразил:

— Это уже делают на воротах. А в эту сторону будемпропускать только тех, кого знаем в лицо.

Мрак отступил в нишу, пальцы нащупали ковер. Медленноотодрал край, задом влез в дыру, глаза не отрывал от стражей. Дурни, привыкшиек сытой и беззаботной жизни, даже не посмотрели в эту сторону. Трутни, а нестражи.

Глаза Светланы расширились, когда в зеркале за ее спинойвыросла знакомая фигура в волчьей душегрейке, наброшенной на голое тело. Ноцарская дочь держалась, даже не дрогнула бровью. Медленно повернула голову.Мрак от двери смотрел жадно и печально.

— Ты все-таки сумел пройти, — сказала она тихо.

— Да, Светлана.

— Я не спрашиваю, как... Для тебя невозможного нет. Но зачемты приехал?

— Не знаю, — ответил Мрак честно. — Приехал и все. Я ведьпросто живу, Светлана. Никогда не рассчитываю как лучше... или даже какправильнее.

Она покачала головой. Глаза ее были полны слез:

— И ты, и твои друзья... Зачем? Ну зачем?

— Если бы я знал сам, — сказал он честно. — Я даже не знаю,зачем я пришел сейчас.

Она сказала после долгого молчания:

— Я знаю.

— Знаешь ли?