Я налил стакан воды для себя, и стакан - для него. Вручил ему стакан. Кажется, он не сделал ни глотка.

  - Уилл, я не могу с тобой разговаривать, когда ты ведешь себя таким образом.

  Он поставил стакан на стол, назвал еще одно имя и подошел ко мне. Всё произошло очень быстро. Слишком быстро. Он схватил меня за воротник, разорвал мои бусы и швырнул меня на пол. Я приземлился в собачью миску, которая треснула подо мной, осколки впились в мою кожу. Мгновение я лежал так, изумленный, потом встал и сказал Уиллу, чтобы он убирался.

  - Ну же, ударь меня! Тебе станет лучше, если ты меня ударишь!

  - Что?

  - Ну же, мы ведь всегда дрались. Тебе станет лучше, если ты меня ударишь.

  - Нет, разве что тебе станет лучше, если я тебя ударю. Пожалуйста...просто уйди.

  Он вышел из кухни, но не покинул коттедж «Ноттингем». Я понял, что он - в гостиной. Я остался на кухне. Прошло две минуты, две длинных минуты. Он вернулся, полный раскаяния и с просьбой о прощении.

  Он подошел к входной двери. На этот раз я последовал за ним. Прежде чем выйти, он оглянулся и сказал:

  - Не нужно говорить Мег об этом.

  - О том, что ты на меня напал?

  - Я не нападал на тебя, Гарольд.

  - Прекрасно. Я не буду ей говорить.

  - Хорошо, спасибо.

  Он ушел.

  Я посмотрел на телефон. Подумал, что обещание есть обещание, так что я не могу позвонить жене, сколь бы мне этого ни хотелось.

  Но мне необходимо было с кем-нибудь поговорить. Так что я позвонил своему психотерапевту.

  Слава богу, она ответила.

  Я извинился за вторжение, сказал, что не знаю, кому еще позвонить. Рассказал, что подрался с Уиллом, он швырнул меня на пол. Посмотре вниз и сказал, что моя рубашка разорвана, бусы разорваны.

  Я сказал ей, что в жизни мы дрались миллион раз. В детстве мы ничего другого не делали - только дрались. Но здесь - другой случай.

  Психотерапевт сказала, чтобы я сделал глубокий вдох. Попросила несколько раз описать эту сцену. Каждый раз, когда я описывал ситуацию, она казалась кошмарным сном.

  А я постепенно успокаивался.

  Я сказал ей:

  - Я горжусь собой.

  - Гордишься, Гарри. Почему?

  - Я не ударил его в ответ.

  Я сдержал слово, не рассказал Мег.

  Но вскоре она вернулась из путешествия, увидела, как я выхожу из душа, и ахнула:

  - Гар, что это за царапины и синяки у тебя на спине?

  Я не мог ей солгать.

  Ее это не удивило, и она вовсе не разозлилась. Ей стало ужасно грустно..

63.

  Вскоре после этого было объявлено, что два королевских двора - Кембридж и Сассекс - больше не будут управляться общим офисом. Мы больше не работали вместе в каком-либо качестве. Великолепная четверка...распалась.

  Реакция была примерно такая, как мы ожидали. Общественность охала, журналисты изрекали глупости. А вот реакция моих родственников была более обескураживающей. Молчание. Они ничего открыто не комментировали и ничего не сказали мне лично. Я ничего не услышал ни от папы, ни от бабушки. Это заставило меня по-настоящему задуматься о молчании, которым они отвечали на всё, происходившее со мной и Мег. Я всегда говорил себе, что отсутствие явного осуждения журналистских нападений со стороны моих родственникоа не значит, что они их оправдывают. Но теперь я спросил себя: «Так ли это? Откуда я знаю? Если они никогда ничего не говорят, почему я так часто думаю, что знаю, что они чувствуют?».

  И что они - безоговорочно на нашей стороне?

  Всё, чему меня учили, всё, во что я привык верить о семье и о монархии, о ее фундаментальной справедливости, о том, что ее задача - объединять, а не разделять, было подорвано, подвержено сомнению. Это всё - фальшивка? Просто шоу? Потому что если мы не можем заступиться друг за друга, не можем сплотиться вокруг самого нового члена нашей семьи, женщины из межрасовой семьи, тогда кто мы на самом деле? Это - настоящая конституционная монархия? Это - настоящая семья?

  Разве «защищать друг друга» - не первое правило каждой семьи?

  64.

  Мы с Мег перенесли свой офис в Букингемский дворец.

  И переехали в новый дом.

  Фрогмор был готов.

  Мы полюбили этот дом с первого мгновения. Такое чувство, словно жить здесь - наша судьба. Мы не могли дождаться, чтобы проснуться утром, долго гулять по парку, зачекиниться с лебедями. А особенно - ворчливый Стив.

  Мы встретились с королевскими садовниками, узнали их имена и названия всех растений. Они были поражены, что мы так ценим и хвалим их мастерство.

  Посреди всех этих изменений мы пообщались с новой главой нашего отдела по связям с общественностью, Сарой. Разработали вместе с ней новую стратегию, ключевым пунктом которой было не иметь ничего общего с «Королевским судом», и надеялись, что скоро сможем начать всё с чистого листа.

  В конце апреля 2019-го года, за несколько дней до того, как Мег должна была родить, позвонил Уилл.

  Я ответил на звонок в нашем новом саду.

  Что-то произошло между ним, папой и Камиллой. Я не понял все подробности истории, он говорил слишком быстро и был очень расстроен. Буквально кипел. Я понял, что сотрудники папы и Камиллы запустили в прессе историю или серию историй о нем, Кейт и детях, и он больше не собирается это терпеть. Сказал:

- Дай папе и Камилле палец, они и руку откусят.

  - Они поступили так со мной в последний раз.

  Я его понимал. Со мной и Мег они поступили так же.

  Но формально историю запустили не они, это самый фанатичный член команды папиных пиарщиков, их ярый приверженец разработал и запустил кампанию, чтобы получить хорошую прессу для папы и Камиллы за счет плохой прессы для нас. В течение некоторого времени этот человек распространял нелицеприятные фейковые сплетни про Наследника и Запасного во всех изданиях. Я подозревал, что этот человек - единственный источник историй о моей поездке на охоту в Германию в 2017-м году, в которых меня представили каким-то толстозадым бароном семнадцатого века, жаждущим крови и трофеев, а на самом деле я помогал немецким фермерам уничтожить вепря и спасти их урожай. Я считал, что историю предложили в обмен на получение большего доступа к папе и в качестве компенсации за подавление публикаций о сыне Камиллы, который шатался по Лондону и распространял грязные сплетни. Мне было