Ратша невольно бросил взгляд на Блестку. В его глазах онапрочла сожаление, что не может ее защитить, закон есть закон, его можно менять,но не нарушать. Она опустила голову, принимая его поражение. Она не видела, какРатша от этого жеста признания его слабости вспыхнул, крепче сжал меч.

– А мне плевать! – заявил он громовым голосом, откоторого задрожали камни в стенах. – А мне плевать на твои приказы,ничтожество!.. Ты, погубивший армию, ты… трусливая тварь, что примчалась сюдаискать спасения… и ты еще смеешь приказывать?.. Это я тебе буду приказывать,сволочь! Это ты здесь будешь чистить хлев!

Его трясло от бешенства, челюсти лязгали, он смертельнопобелел и пошел на Белга с выставленным мечом. Тот пожелтел, рука сноваметнулась к рукояти меча и застыла в воздухе. Люди, что пришли с ним, бросилисьмежду ними, стараясь остановить кровавую схватку.

– Все вон! – заорал Ратша. – Все прочьотсюда, пока я не изрубил всех!.. Твари!

Толкаясь, они бросились к дверям, возникла давка, наконецвсе с криками вывалились наружу. Ратша поднял с пола оброненный факел, на полуосталось выжженное пятно, вставил в щель между камнями. Его все еще трясло, онбыл в бешенстве. Блестка видела, с каким трудом он вставил факел, у неготряслись руки, тряслись губы, дрожало и дергалось лицо.

– Спасибо, – обронила она.

Он повернулся к ней, волчий оскал медленно таял, лицопревращалось в человеческое. Он выдохнул с такой силой, что сено взметнулось наполу.

– Не знаю, – прорычал он, – что на менянашло… Но как я ненавижу эту придворную дрянь!.. Мне это с рук не сойдет. Да итебе… Вот что, натяни-ка цепь!

Она поднялась, он старался не смотреть на ее обнаженноетело. Странное дело, она не ощутила стыда. Он выждал, когда натянула цепь,быстро взмахнул мечом. Руки Блестки дернуло, но в следующий миг рассеченнаяцепь распалась.

– А теперь позволь твои ноги, – сказал он.

Двумя сильными ударами обрубил остатки цепи, нанес парунесильных ударов по стальному кольцу, сжимающему сапожок на левой ноге,стараясь не поранить ногу, оставил меч и, ухватив кольцо обеими руками, безтруда сломал.

– Что у тебя за меч? – спросила онаневеряще. – Такую цепь можно только большим боевым топором…

– У нас умеют выплавлять сталь, – похвастался он,тут же добавил: – Правда, мой меч ковали гномы, а у них свои секреты.Давай-ка другую ногу…

Она усмехнулась с горечью.

– Погоди…

Он непонимающе следил, как она наклонилась, ее тонкие пальцывзялись за кольцо, побелели на миг от усилий. Послышался хруст, она отшвырнулаосколки, словно это мелкие льдинки. Он ахнул, глаза полезли на лоб.

– Так ты могла…

– Не говори ему, – попросила она.

Он покачал головой.

– Но почему? Это многое меняет…

– Уже нет, – ответила она с горечью. – Сампонимаешь, что теперь… после вот этого уже ничего не изменить.

Он помрачнел, брови сдвинулись на переносице, вздулисьжелваки, а голос стал злой и хриплый:

– Вот что, женщина, я не смогу тебя защитить больше,чем защитил. Сегодня же меня могут куда-то услать. Возьми вот это! И помни, невсе куявы одинаковы! Как и артане.

Он снял с себя пояс с роскошным кинжалом в ножнах, а потомбыстро сбросил с плеч длинный плащ и сам накрыл ей голые плечи. У Блесткизащипало в глазах. Этот куяв вел себя так заботливо и нежно, как всегдадержался с нею Придон.

– Спасибо, – прошептала она.

И снова он удивил ее, сказав просто:

– За что? Я сделал лишь то, что должен делать мужчина.

Он повернулся и выбежал в коридор, плотно закрыв за собойдверь. Блестка легла, дождалась, пока уже за полночь в доме затихло, тихонькопрокралась к двери. Она заперта с той стороны, но она не такая уж и слабаяовечка, как они полагают. Когда все кончено, в сердце пустота и нет никакихнадежд, то можно…

С той стороны двери послышались крадущиеся шаги. Запортихонько сняли, Блестка вытащила кинжал, изготовилась. Дверь тихонькоприоткрылась, Пребрана замерла в щели, увидев занесенный для удара кинжал,вошла тихонько и тут же сказала сердитым шепотом:

– Погаси свет! Сейчас же погаси факел!

За ней вдвинулся низкорослый человек. В слабом лунном светеон показался Блестке с головы до ног заросшим серыми неопрятными волосами, взвериной шкуре. Он прикрыл за собой дверь, быстро огляделся. Широкие крыльяноса трепетали, как крылья пугливой бабочки. Косматые волосы падали на лоб,глаз Блестка не разглядела, а потом настала полная тьма, глаза не сразу началипривыкать к тусклому свету звезд и ночного неба.

– Это мой родственник, – сказала Пребранаворчливо. – Он сумел пробраться сюда, когда артане уже подошли к стене!Значит, сумеет и выбраться обратно. Уже с тобой.

Сердце Блестки забилось чаще. Она смотрела на лохматогогорца, душа разрывалась между страхом и надеждой. Служанка всхлипнула, обняла.Блестка прижалась, слезы бежали по щекам, горец недовольно сопел, буркнул:

– Я не знаю, зачем это делается. Но я верю Пребране.Она – мудрая. Пойдем.

– Пойдем, – ответила Блестка печально.

Обвела отчаянным взглядом комнату, что стала свидетельницейее скорби, ее радости, ее неслыханного счастья и вот снова рвущей сердцескорби. Пребрана смотрела неотрывно, она зарыдала громче.

Собирались броситься друг другу в объятия и выплакаться, ногорец грубо схватил Блестку за локоть.

– Надо спешить!

– Погоди! – крикнула Пребрана. – Ты видишь,что они с нею сделали, мерзавцы… Я сейчас.

Она выскочила, вернулась буквально через минуту с ворохомодежды. Горец отвернулся, Блестка торопливо напялила старую рубашку, слишкомогромную, мужскую, почти до колен, слишком просторные кожаные штаны, подобралас пола подаренный Ратшей плащ и накинула на плечи.

– Готова.

Горец мрачно смотрел, как она подвязалась поясом, что далРатша, чтобы не расходились полы плаща, а кинжал умело повесила справа набедре. Кивнул, его пальцы снова сомкнулись на ее руке, как охотничий капкан.Она дала себя увлечь к выходу, в коридоре горец часто останавливался,прикладывал палец к губам. Дом засыпал и все не мог заснуть, то в одном, то вдругом месте хлопала дверь, в окнах то вспыхивали светильники, то их гасили,прошел Завид, он с утра разжигает очаги, сейчас проверяет, заготовлены ли сухиедрова… Блестка затаивалась, как мышь, горец вообще как будто растворялся вкаменных стенах. Выбрались на задний двор, а потом пошли в противоположную отворот сторону.

Дома в лунном свете казались шляпками огромных грибов. Изкузницы все еще доносились звонкие удара железа по железу, сквозь щели виднелсяогонь, а из дыр в крыше поднимались дымки. Продвигались быстро, но перебежкамиот тени к тени, затаиваясь ненадолго, так вышли за пределы домиков, горец началежиться, сказал шепотом: