вы не обязаны давать показания.

– Знаю, ваша честь, – ответил он с нескрываемой улыбкой. – Но я все-таки дам.

Никто не заметил, как дернулся у Ландау глаз, но камеры видели, с какой обреченностью она переглянулась с прокурором.

Охрана подошла к группе журналистов с включенной камерой.

– Пожалуйста, покиньте помещение.

– У нас разрешение на съемки, – показала девушка карточку. – Вот постановление.

– Все равно покиньте зал. У нас непредвиденные обстоятельства.

– Наше право находиться здесь защищено первой поправкой о свободе слова в СМИ.

– Это не имеет значения. В зале суда разглашается конфиденциальная информация.

– Но разве это не открытое заседание? Если вы выставите нас отсюда, то канал не будет об этом молчать и расскажет обо всем как есть.

Охранницы непонимающе переглянулись.

– Что там происходит? – спросил Дирк.

– Вывели всех, кроме одного канала. Сопротивляются.

– Если все каналы куплены, то в чем проблема?

– Я сейчас же позвоню их владельцу, – схватился секретарь за свой телефон. – Нашел. Звоню.

В зале раздалась трель. Все принялись оглядываться.

– Ох, простите, – шутливо извинился Саша, вытаскивая аппарат из кармана пиджака. – Алло, слушаю.

Джон обреченно опустил руку с телефоном.

– Он купил канал, – вздохнул Дирк.

– Ваша честь, – обратился Саша к Ландау, – я, конечно, понимаю, что это «открытое» заседание лишь на словах, но не могли бы вы повелеть охранницам оставить журналистов моего канала в покое, чтобы они продолжали свою работу? И не думаете ли вы, что людям покажется странным, если запись эфира прервется прямо сейчас, когда на допрос вызвали меня?

– Мы полагаем, что в зале суда будет разглашена конфиденциальная информация, и посему считаем необходимым…

– То, что вы так боитесь моей честности, даже льстит. Но люди и без моих показаний услышали многое. Так что, будьте добры, оставьте мой канал в покое.

«Вот же сукин сын!» – пробрало Дирка восхищение вкупе со злостью. У него уже не осталось сомнений в том, ради чего именно Саша пригласил его в зал, зная, какой это будет стресс для Александра. Саша ни за что не подверг бы друга такому испытанию без четкого плана.

В конечном счете от журналистов его канала нехотя отстали, а заодно вернули их коллег с подконтрольных федеральных каналов, чтобы сформировать у зрителей впечатление, что суду нечего скрывать.

– Он купил этот канал сегодня утром, – сообщил Дирку секретарь то, что сам узнал только что из письма на своем планшете. – Сделка была закрытой и трижды откладывалась по его инициативе. Он явно опасался, что вы узнаете о покупке и попытаетесь ему помешать. Поэтому тянул до последнего.

Дирк слушал его молча, искусно пряча свою обеспокоенность.

Меж тем Саша встал у тумбы, и к нему поднесли Библию.

– Положа руку на Библию, клянетесь ли вы…

– Можно, пожалуйста, без этого ритуала? Я никакой религии не придерживаюсь, но в бога верю, так что, если хотите, могу им поклясться.

– Можно без Библии, – махнула рукой Ландау.

– Премного благодарен.

– Мистер Клюдер, – обратился к нему Сигард, – расскажите нам, что было двадцатого июля, в день предполагаемого убийства Делинды Каннингем.

– Делинда хотела поговорить со мной, – начал он будничным тоном. – Я прошел в кабинет, а дальше все как в тумане. Очнулся в камере с прозрачными стеклами.

– Взгляните сюда. Такая камера?

На панели возникло фото со знакомым стеклянным кубом.

– Да, именно она. Какие приятные воспоминания!

– С какой целью вас поймали, вам рассказали?

– Да, конечно, об этом мне поведали во всех красках. Делинда жаждала заполучить ЗНР. Угрожала военным вторжением в мою страну, если не отдам его. Так в пытках пролетело два месяца.

– И вы не отдали ей ЗНР?

– Как видите.

– Почему же?

– ЗНР – это искусственный карманный мир, в котором нет ни боли, ни печали, а значит, нет войн и болезней. Ее придумала моя бабушка, Аврора Клюдер, при поддержке ордена Creatio Azazel и семьи Марголисов.

Взгляды присутствующих невольно пали на Дирка. Он до боли сжал подлокотники.

– Вам не кажется, что в зале заседания и без того прозвучало много того, чего журналистам не подобает знать? – шепнул он секретарю.

– Полностью согласен, сэр.

– Его допрос все усложняет. С тягой к правде и справедливости он может сказать много такого, из-за чего у нас появятся проблемы.

– Мы сможем их легко решить, сэр.

– Да, но я бы хотел их избежать.

– Мистер Клюдер, – растерянно начала председатель обходительным тоном, – при всем уважении… ваши показания дискредитируют уважаемых людей.

– Я говорю правду, и моей вины нет, что в нее трудно поверить. А впрочем, думаю, вы и так ее прекрасно знаете. Делинда хотела продавать спокойную жизнь людям в ЗНР. Но нужен был спрос. В этом случае война – лучшее решение.

– Почему же вы не отдали ей ЗНР, если она, конечно, действительно жива?

– Я не отдал ЗНР, потому что на тот момент оно уже было частью Анджеллины и… – он сглотнул, – я не мог отдать принцессу им на растерзание. А они все равно похитили ее и убили. Плюс ко всему, заполучи Делинда ЗНР, это привело бы к войнам более масштабным, чем та, что велась в моей стране. Я знаю, как это звучит. Погибло много моих людей, но могли погибнуть сотни тысяч по всему континенту, и это в лучшем случае. Но все же я хочу… попросить прощения у своей страны, у своих людей. Два месяца я молчал под пытками и был готов к смерти. А она все не наступала. Я бы отдал многое, чтобы все это предотвратить. Даже свою жизнь. Даже… – повторил он, усмехаясь. – Нет. Просто свою жизнь… Мне очень жаль.

Ландау выдержала драматическую паузу.

– Вы считаете Александра Каннингема причастным к войне?

– Нет, – Саша покачал головой, – его вина притянута за уши. Он был практически в том же положении, что и я. Уверен, все вы перед подобным выбором поступили бы в точности как он. И раз на то пошло, вы должны судить и меня. Моей вины в случившемся в сто крат больше, чем его. Он был лишь лицом войны, а я… непосредственным участником. Тем, кто действительно мог повлиять и даже предотвратить. Я мог уничтожить ЗНР или, во всяком случае, способ проникнуть в него. Я помню, как Александр незадолго до инсценированной смерти Делинды уговаривал меня сделать это. Но гордыня ослепила меня. Какая-то машина стала мне дороже человеческих жизней. Я решил, что могу побороться за нее… – Он зажмурился, сглатывая ком в горле. – А потом погибли три человека, которых я любил. Моя бабушка. Анко. Анджеллина. Стали погибать мои люди, и мне оставалось лишь выбрать меньшее из зол. – Он перевел дыхание. – Я не оправдываюсь, не добиваюсь жалости и даже понимания. Я просто говорю как есть.

– Где же тогда Делинда сейчас, если она подстроила свою смерть двадцатого июля? – с подозрением спросила прокурор Шнайдер.

– Убита Александром, – ответил Саша, и на панели замелькали фотографии ее изувеченного тела в луже потемневшей крови. – Делинда Каннингем разоблачила попытки Александра помешать ее зверствам и спасти