Утром я очнулась в кухне на полу опять сильно замерзшая. Проснулась тяжело, с дикой похмельной головной болью, увидела перед собой кухонную плиту и почувствовала острый приступ удушья. Газовая труба была перекрыта (это – самое важное), но воздуха все равно не хватало. Было неимоверно страшно, и прежде всего оттого, что я ничего не могла вспомнить, как ни старалась. Прошлые разы казались теперь цветочками: там была возможность пересмотреть сценарий. Новая ситуация в перспективе попахивала открытой конфоркой или повторно разбитым окном, но уже с выходом через него на ту сторону существования. Оконные стекла, по крайней мере, на кухне, были целы.

При попытке встать я оперлась ладонью и тут же почувствовала резкую боль. Пол оказался усыпан осколками бутылки из-под дорогого испанского вина: Славка притащил его из больницы несколько месяцев назад и поставил в кухонный шкаф до лучших времен. Из руки хлестала кровь. Как это бывает в доме хирурга, остатки пластыря и бинт с трудом удалось обнаружить только минут через десять. Перебинтовавшись и выпив таблетку аспирина, я набралась храбрости и попыталась изучить место преступления в надежде хоть что-то вспомнить. Следов вина на полу не было, значит, кто-то выпил всю бутылку. Нетрудно догадаться кто. Тут же вперемешку с толстыми осколками обнаружились тонкие осколки бокала. Я ринулась убирать следы ночного происшествия в мусорный мешок. Пол было необходимо убрать тщательно, так как Катька часто бегала босая. Пройдя влажной тряпкой все углы, под кухонной батареей я наткнулась на еще одну очень неприятную находку – отколовшуюся ножку второго бокала.

Значит, я зачем-то достала второй бокал. Для себя. И точка. Без всяких вариаций. Достала после того, как разбила первый.

На часах было около десяти. Славка мог прийти с минуты на минуту. Я постаралась как можно быстрее уничтожить оставшиеся следы преступления и хоть как-то привести себя в порядок.

За Катькой отправилась на попутке. Я уселась на заднее сиденье к пожилому интеллигентному дядьке. Мужик явно занимался извозом по причине исхудания заработка от основной, без сомнения, очень интеллигентной профессии. Всю дорогу я провела в попытках прогнать из головы адские вопросы, тщетно пыталась восстановить хоть что-то из прошедшей ночи. Вспыхивал и пропадал коллаж из прошлых «приходов», обрывочные картинки: то Полина с чашкой в руках на моей кухне, то дед на подоконнике, но ничего нового и связанного со Славкиной бутылкой вина не возникало.

Как же страшно. Не за себя – за Катьку.

Вполне возможно, скоро буду одна. Вполне вероятно, а точнее, совершенно определенно, что все это ночное сумасшествие повторится. Где я обнаружу свое тело в следующий раз, неизвестно, и что будет уничтожено, так же невозможно предугадать. И Катрина будет рядом, буквально в нескольких метрах. Вставить в дверь ее комнаты замок? Не получится. А если она проснется ночью и я не услышу? Да мало ли что: температура, туалет, дурной сон… Нет, ничего не выйдет. Глотать горстями асрянское снотворное? Или все-таки пропить курс последних рекомендаций с нашей неврологии… Чтобы лечиться, надо знать, что болит. Выход один – идти сдаваться Иркиному суперневрологу или, в случае Славкиного ухода, переезжать к матери, при этом откровенно объяснив родителям причины переезда.

Как же теперь все повернулось! Так спокойно в голове проносятся эти фразы: Славкин уход, если вдруг это все же произойдет… невозможно вспоминать, как это случилось между нами в первый раз, тайком, в тесной каморке приемного покоя. То, ради чего стоило дышать и жить на самом деле. И теперь все еще кажется: с наступлением темноты чувства приходят снова. Если только забыть о том, что знаешь, не думать, отключиться… только дышать – и все, и больше ничего, один лишь вздох, без прошлого и ближайших перспектив.

Показался родительский дом. В подъезде было принято тяжкое решение больше не наматывать сопли на кулак и напроситься прямо после Нового года на консультацию к асрянскому дядьке. Решено. Осталось всего два рабочих дня, можно ненадолго выдохнуть и подвергнуть наконец свои мозги тщательному изучению.

Катерина уже находилась в остром предвкушении новогодних праздников, ожидая громадного количества бонусов за пестрящий пятерками дневник. Все семейство пребывало на боевом посту. Домашние интеллигентно поинтересовались месторасположением Славки и одобрительно промолчали в ответ на рассказ о круглосуточном рабском труде. Конечно, все ради перспективы поселиться в прокуренном предыдущим оратором кабинете заведующего.

Нет, я ничего не помню, даже и не стоит напрягаться. Я не помню, что произошло этой ночью.

Мы перебазировались на кухню, и мама стала плавно прощупывать варианты нашей новогодней дислокации. Собственно, сообщить оказалось особенно нечего. Конечно, моя невозможность выдать хоть что-то конкретное за три дня до праздника повергла ее в неприятное беспокойство. Как я могла теперь предполагать, с кем и где я буду в праздники. Хмурая складка образовалась поперек тщательно подкрашенных бровей. Бросив на меня весьма подозрительный взгляд, мама закрыла тему и пригласила провести тридцать первое у них: оба братана будут присутствовать независимо от их собственных предпочтений. Борька с уже беременной женой, а Сашка официально представит какую-то студентку родом из Краснодара. Тема исчерпалась, потому как я не смогла дать окончательный ответ. Мама напекла блинов и позвала всех к столу. Стало чуть веселее. Все расслаблялись, развалившись на кухонном диванчике.

Около двенадцати позвонил Славка и отчитался о своем пребывании дома с одиннадцати часов. Можно было сделать вывод: действительно торопился домой. Доктор Сухарев осторожно поинтересовался моим местонахождением. Так хотелось вместо «ты где» услышать в трубке «вы где», что означало бы для меня: «Где же вы вместе с Катькой?» А вообще-то, если честно, ничего уже не хотелось. Слабовольная или слишком гордая баба, не желающая воевать за своего мужика. Для начала хотя бы просто голову свою отвоевать у больницы Кащенко – и жизнь заиграет яркими красками.

Слава заехал сам около часа дня, но подниматься не стал. По дороге домой я молчала. Он говорил. Говорил неожиданно много. В основном о больных, о проведенных операциях, боевой диспозиции на отделении, планах написать диссер. Скорее всего, следов произошедшего на кухне не заметил.

Мы решили заехать в магазин за подарками, пока еще туда хотя бы можно было зайти, и купили всем, кого считали важным, какую-нибудь приятную мелочь. Я предложила купить для его матери затейливый подсвечник, но предложение оказалось неудачным.

– Сразу поймет, что это не я покупал. Заеду к ней завтра вечером и сам по дороге что-нибудь куплю.

Дома завалились перед теликом, точно два овоща. Он помятый на дежурстве (про другие возможные причины думать не было сил), я – после корпоративки и ночного ренессанса. Катерина нашу затею по десятому разу смотреть «Водный мир» не поддержала и отправилась в гости к соседке: там жила девочка на год старше Катрин. Закрыв за Катькой дверь, я вернулась в комнату и забралась к Славке под одеяло. Любимый запах, волосы, сонные глаза.