Вопрос был в том, что ей делать со своейсвободой сейчас. Почему боль уже не терзает ее? Потому что новый ее мир такчудесен. Потому что у нее есть все, о чем она мечтала в те последние несколькомесяцев, когда римская армия приближалась к Египту, когда Антоний впал в отчаяниеи тоску. Еще один шанс. Еще одна жизнь – без любви, опрокинувшей ее в темныеводы смерти; еще одна жизнь – без ненависти к Рамзесу, который не спас еелегкомысленного любовника и не простил ей ее собственного падения.

– Ваше величество, вы сейчас где-тодалеко, – тихо произнес Алекс.

– Нет-нет, – ответила она. Вокругсияли огни. – Я с тобой, лорд Алекс. – В висящей под потолкомогромной хрустальной люстре сверкали миллионы крошечных радуг, она слышалатоненький перезвон стеклышек, когда их колыхал легкий ветерок, дующий издверей.

– О, посмотри, вон они! – воскликнулвнезапно Алекс, указывая на самый верх лестницы, туда, где закруглялись перила.

Шум вокруг стих – исчезли огни, толпы людей,улеглось волнение. Там стоял Рамзес.

Рамзес в современной одежде, а рядом с ним –женщина, настоящая красавица, юная и хрупкая, как Алекс. Ее рыжеватые волосыбыли собраны в гладкую прическу. Блеснули темные глаза – она посмотрела в ихсторону, но не увидела. И лорд Рутерфорд, милый лорд Рутерфорд, опирающийся на своюсеребряную трость. Как удалось Рамзесу одурачить всех этих смертных? Гигант срастрепанными волосами, с печатью бессмертия на лице. Женщина рядом с нимвыглядит совсем по-другому. Она пока смертна. С каким отчаянием, с какимиспугом она держится за руку Рамзеса!

– Только не сейчас, милый, –взмолилась Клеопатра.

Небольшая группка прошла вперед – и толпапоглотила ее.

– Но, дорогая, давай просто скажем им,что мы здесь. Отлично! Раз они пришли, значит, Рамсея оставили в покое. Всепришло в норму. Питфилд совершил чудо.

– Дай мне немного времени, Алекс, умоляютебя! Ее тон уже стал повелительным?

– Хорошо, ваше величество, –согласился он со снисходительной улыбкой.

Подальше от них! Клеопатре показалось, что оназадыхается. Поднявшись на самый верх лестницы, она оглянулась. Те люди входилив дальнюю дверь, завешенную бархатом. А Алекс вел ее в противоположную сторону.Слава богам!

– Да, кажется, наши места в самом дальнемот гардероба углу, – улыбаясь, сказал Алекс. – Почему ты стесняешься?Ведь ты так прекрасна. Ты самая красивая женщина на свете.

– Я ревную тебя, мне дорог каждый час,который мы провели вместе. Поверь, люди все разрушат, лорд Алекс.

– Ну что ты, это невозможно, –возразил он с наивной убежденностью.

Эллиот стоял у дверного занавеса.

– Куда же, черт побери, запропастилсяАлекс? Что так увлекло его, где он ходит в такое время? Мое терпение вот-вотлопнет.

– Эллиот, неужели вам больше не о чембеспокоиться? – спросила Джулия. – Скорее всего, он нашел очереднуюамериканскую наследницу. Третью большую любовь на этой неделе.

Они входили в ложу. Эллиот через силуулыбнулся Джулии. Он мельком увидел в автомобиле женщину: шляпа, ленты,развевающиеся волосы… Может быть, его сыну наконец-то улыбнулась удача.

Полукруглый ярус, гигантский полуовальныйкрытый амфитеатр. В дальнем конце находится сцена, спрятанная за мягкимподрагивающим занавесом; ниже сцены, в огромной яме, целое скопище мужчин иженщин, извлекающих ужасные звуки из струнных инструментов и горнов. Клеопатраприложила руки к ушам.

Алекс повел ее вниз по крутым ступенькам кпервому ряду этой маленькой секции. Здесь у самых перил стояли мягкие красныекресла. Клеопатра посмотрела налево. Через тускло освещенный проход она увиделаРамзеса. Увидела бледную женщину с огромными печальными глазами. Лорд Рутерфордусаживался рядом с ними. По правую руку от него сидел темнокожий египтянин,одетый не менее изысканно, чем другие мужчины.

Она попыталась отвести от них взгляд, нопродолжала смотреть, не понимая, почему на душе так тревожно. Потом Рамзесобнял женщину и крепко прижал ее к себе. Женщина опустила глаза, и вдруг нащеках ее засверкали слезы. Рамзес поцеловал эту женщину, а она прильнула к немуи возвратила поцелуй.

Как больно это видеть! Словно острый ножполоснул по лицу. Дрожа, Клеопатра отвернулась и уставилась в темноту передсобой.

Она чуть не закричала от боли. Но почему?Ненависть к этой женщине захлестнула ее, сжигая грудь. «Дай Антонию эликсир!»

Вдруг гигантский театр погрузился во тьму.Перед залом возник какой-то мужчина; зрители разразились аплодисментами,перерастающими в назойливый шум. Впечатляюще, как все в этом новом времени, ноочень странно.

Мужчина поклонился, поднял руки вверх, потомповернулся лицом к музыкантам, которые наконец-то успокоились и сидели тихо. Поего сигналу они заиграли; звук рос, становился все громче, полнее и прекраснее.

Эти звуки, казалось, растрогали Клеопатру. Онапочувствовала, как ладонь Алекса легла на ее руку. Звуки окружили ее, унося ссобой боль.

– Новые времена, – прошептала она.Неужели она тоже плачет? Она не хотела никого ненавидеть! Она не хотела этойболи! И снова в ее памяти возникла тьма, а во тьме – Рамзес. Может, это былагробница? Она почувствовала, как в ее рот вливается эликсир. И вдруг он в ужасеотшатнулся от нее. Рамзес! Неужели она на самом деле жалеет, что он сделал это?Неужели она на самом деле проклинает его?

Она жива!

Эллиот выглянул из-за занавески в освещенноефойе, чтобы при свете прочитать записку.

– Она лежала у портье в отеле, сэр, –сказал мальчик, ожидавший монетку, которую Эллиот вытащил из кармана и держал вруке.

«Отец, увидимся в опере или на балу. Извини затаинственность, но я познакомился с совершенно потрясающей женщиной. Алекс».

Эллиот пришел в ярость. Что ж, так оно и есть.Он вернулся в темный зрительный зал.