Три после полуночи. Вот и вся нам награда. Три утра. Полночьдуши. Отлив. Душа остается на песке. И в этот час отчаяния приходит поезд.Почему?

— Чарли? — Рука жены нашла его руку. — Стобой… все в порядке? Чарли? — Она спала.

Он не ответил. Он не смог бы объяснить, каково ему сейчас.

Лимонно-желтое солнце появилось на круглом синем небе. Птицырассыпали в воздухе прозрачные журчащие трели. Вилли и Джим выглянули из окон.

Вроде бы ничего не изменилось. Вот только взгляд у Джима…

— Этой ночью, — проговорил Вилли, — что этобыло? Или — не было?

Они вгляделись в луговые дали. Воздух там сгущался, каксироп. Даже под деревьями не видно ни единой тени.

— Шесть минут! — крикнул Джим.

— Пять!

Через четыре минуты с шуршащими в животах кукурузнымихлопьями ребята уже выколачивали из палой листвы красноватую пыль на окраине.Вот последний холм. Глаза наконец оторвались от земли под ногами.

Карнавал был тут. Шатры, лимонно-желтые, как солнце,медно-желтые, как пшеничные поля еще две недели назад. Вымпелы, флаги, яркие,как синие птицы, хлопают над холщовыми балаганами львиного цвета. Из палаток,похожих на леденцы, плывут субботние запахи яичницы с ветчиной, жареных сосисоки оладий с кленовым сиропом. Повсюду носятся мальчишки, таща на буксире еще непроснувшихся до конца отцов.

— Ну, прямо самый обычный карнавал, — растеряннопроговорил Вилли.

— Самая обычная дьявольщина, — энергично произнесДжим. — Не ослепли же мы прошлой ночью в самом деле! Пошли!

Они прошли сотню ярдов, и вот уже карнавал вокруг. Чемдальше они продвигались, тем яснее становилось: им не найти здесь тех ночныхлюдей, что по-кошачьи двигались в тени болотного шара, под шатрами,клубящимися, как грозовые тучи. Вблизи карнавал оборачивался полусгнившимиверевками, изъеденной молью парусиной, давно полинявшей, выгоревшей на солнцемишурой. Вывески балаганов обвисли на шестах печальными птицами, с нихосыпались чешуйки древней краски; пологи трепыхались, приоткрывая на мигскучные чудеса: тощий человек, толстый человек, человек в картинках, человек,танцующий хула…

Сколько они ни рыскали, им так и не попалась таинственнаясфера, надутая вредоносным газом, привязанная диковинными восточными узлами крукоятям кинжалов, вонзенных в землю; не было ни помешанного билетера, нижуткой мести. Калиоп возле билетной кассы был нем как рыба. Ну а поезд? А что —поезд? Вон он стоит в густой теплой траве, сильно старый, в меру ржавый, с торчащимирычагами, шатунами и тендером, где даже второсортного кошмара не отыскать. Небыло и в помине у этой развалины мрачного похоронного силуэта. Из него такмного гари вылетело с паром и черными пороховыми хлопьями, что сил осталосьразве на безмолвную просьбу полежать вот тут, на травке, среди осеннеголистопада.

— Джим! Вилли!

Перед ребятами стояла мисс Фолей, учительница из седьмогокласса, — одна сплошная улыбка.

— Мальчики, что стряслось? У вас такой вид, словно вычто-то потеряли.

— Да вот… — замялся Вилли, — калиоп… Вы не слышалипрошлой ночью?

— Калиоп? Нет, не слыхала.

— А тогда как же вы оказались тут в такую рань, миссФолей? — спросил Джим.

— Я люблю карнавалы, — беспечно сияя, ответиламисс Фолей, маленькая улыбчивая женщина, заплутавшая между своим пятым и шестымдесятком. — Давайте я куплю вам горячих сосисок, а пока вы будете есть,разыщу своего несносного племянника. Вы его не видели?

— Племянника?

— Да Роберта. Он должен погостить у меня пару недель. Унего умер отец, а мать после этого расхворалась. Вот я его и взяла к себе Онеще спозаранок удрал сюда. Там, говорит, встретимся. Вот и ищи его теперь. Э-э,что-то вы сегодня не в духе. Ну, пожуйте пока, и нечего хмуриться! — Онапротянула мальчишкам угощение. — Через десять минут откроются аттракционы.Пойду-ка посмотрю его в Зеркальном Лабиринте…

— Нет! — неожиданно выпалил Вилли.

— Что «нет»? — не поняла мисс Фолей.

— Не надо в Зеркальном Лабиринте, — судорожноглотнув, промолвил Вилли. Перед его глазами в глубине Лабиринта проплыли милиотражений, а дна не было видно. Мальчику показалось, что там затаилась Зима иждет, чтобы превратить в лед одним убийственным взглядом. — МиссФолей, — с трудом выговорил он, с удивлением вслушиваясь в звукисобственного голоса, — мисс Фолей, не ходите туда.

— Но почему?

Джим удивленно воззрился на друга.

— Да, Вилли, почему бы и не сходить туда?

— Там люди пропадают, — смущенно вымолвил Вилли.

— Ха! Тем более. А вдруг Роберт там заблудился? Этак онне выберется, пока я его за ухо не вытащу! — Мисс Фолей была настроенапо-боевому.

— Никто не знает, что там внутри плавает, — струдом выговорил Вилли, не в силах отвести глаз от тысяч миль сверкающегостекла.

— Плавает! — рассмеялась мисс Фолей. — А тыфантазер, Вилли! Ну да я-то старая рыбка, так что…

— Мисс Фолей!

Но она уже отошла от них, помахав на прощанье, на секундупомедлила перед входом, шагнула и исчезла в зеркальном океане. Некоторое времяребята еще видели, как ее отражение погружается все глубже и наконецокончательно растворяется среди мерцающего серебра.

Джим вцепился в плечо Вилли.

— Что это значит, Вилли?

— Черт побери, Джим! Да зеркала эти! Не нравятся онимне. Посмотри, они здесь единственные такие же, как ночью.

— Ну, приятель, ты просто перегрелся на солнце! —фыркнул Джим. — Это же Лабиринт… — Он вдруг умолк. От зеркальных стенпотянуло ледяным сквозняком.

— Джим, ты что-то начал говорить про Лабиринт…

Но Джим молчал. Только спустя минуту он хлопнул себя ладоньюпо шее.

— Точно!

— Да что с тобой, Джим? О чем ты?

— Волосы! — выкрикнул Джим. — Я же везде проэто читал. Во всех страшных историях они всегда дыбом встают. Вот как сейчас уменя.

— Черт возьми, Джим! И у меня тоже.

Так они и стояли, переглядываясь, чувствуя восхитительныемурашки, а волосы у каждого и правда стояли дыбом.

В Зеркальном Лабиринте беспомощно тыкался силуэт мисс Фолей— два силуэта, четыре, нет, целая дюжина. Они не знали, которая из нихнастоящая, и помахали всем сразу. Но вот странность — ни одна мисс Фолей незаметила их и не помахала в ответ. Она брела там, в Лабиринте, словно слепая,скользя ногтями по холодному стеклу.