Если в начале карусельной круговерти ему было сорок, тотеперь — едва ли девятнадцать. На глазах у всех мужчина превращался в юношу,юноша — в мальчика… Вот ему семнадцать, шестнадцать… Еще оборот, еще… Вилличто-то шепчет. Джим считает круги, а ночной воздух теплеет, разогревается оттрения, от необузданного полета шальных зверей; но уже медленнее вращение, режевскрики калиопа, и вот, наконец, шипение, усталый свист, музыка проскулилажалобно в последний раз, карусель словно наехала на водоросли в воде и встала.

В деревянном седле виднелась тщедушная фигурка. Летдвенадцати. Губы Вилли без его участия шепнули: «Нет!» Губы Джима шевельнулись:«Нет!»

Маленькая тень сошла с круга. Лица не видать, а на рукипадает свет фонаря. Розовые, сморщенные, словно новорожденные руки…

Мальчик-мужчина стрельнул глазами. Кажется, он чуял волныблагоговейного ужаса, исходящие от дерева. Ужасный взгляд, как железный шип,пронзил листву. Маленький человек повернулся, замер, а потом по-кроличьичесанул по дороге.

Джим раздвинул мешавшие листья. М-р Дарк тоже уходил следом.Вилли не чаял дождаться, пока Джим спустился вниз. Но вот наконец они стоят наземле, потрясенные разыгравшейся пантомимой, ошеломленные таким поворотомсобытий. Первым заговорил Джим. Провожая глазами крошечную фигурку,улепетывающую по дороге, он сипло произнес:

— Да, Вилли, я тоже хочу домой, хочу поесть в тепле ипокое. Но мы уже слишком много видели. Надо же досмотреть до конца, а? Ведьнадо?

— Господи! — взмолился Вилли в полномотчаянии. — Да, я думаю, надо.

И они вместе побежали вослед невесть чему и незнамо куда.

За холмами быстро гасли бледные закатные отсветы. За чем быни охотились ребята — оно далеко впереди, так далеко, что не понять — есть илинету. И все же, если вглядеться, под дальними фонарями нет-нет да и мелькнетбегущая фигурка.

— Двадцать восемь! — выдохнул Джим. —Двадцать восемь раз он прокрутился.

— Ничего себе карусель! — помотал головой Вилли.

Маленькая фигурка далеко впереди остановилась и оглянулась.Джим и Вилли разом прянули за дерево, выжидая, пока это двинется дальше.

«Это, — подумал Вилли, — но почему „это“? Он жемальчишка… или мужчина? Нет. Это то, что менялось, вот оно что!» Они рысцойминовали окраину, и тут Вилли осенило.

— Слушай, Джим. Наверное, их там двое было, накарусели. Мистер Кугер и этот парнишка…

— Нет, — отрезал Джим. — Я с него глаз неспускал.

Они бежали мимо парикмахерской. Вилли скользнул глазами покакому-то объявлению в витрине и не смог сложить буквы. Впрочем, от тут жезабыл об этом.

— Эй! Он свернул на улицу Калпеппера! Живей!

Они резко повернули за угол.

— Ушел!

Улица под фонарями лежала длинная и пустая. «Классики»,расчерченные на тротуарах, заметало палой листвой.

— Вилли! А ведь мисс Фолей на этой улице живет?

— Да, вроде бы. В четвертом доме, кажется… Только… — Онне кончил.

Джим притормозил, засунул руки в карманы и, посвистывая,зашагал дальше небрежной походкой. Вилли шел рядом. Пройдя третий дом, онипосмотрели наверх. В одном из слабо освещенных окон кто-то стоял. Кажется, этобыл мальчишка лет двенадцати.

— Вилли! — одними губами позвал Джим. — Этотпарень…

— Ее племянник?

— Племянник, как же! Держи карман! Отвернись, может, онпо губам читать умеет. Давай помедленнее. До угла, а потом — обратно… Ты лицоего видел? Глаза, Вилли! Они-то у людей не меняются, будь тебе хоть шесть, хотьшестьдесят. Лицо у него точь-в-точь как у мальчишки, но глаза-то — мистера Кугера!

— Нет!

— Да!

Они остановились. Вздрагивая от бешеных толчков под ребрами,Джим крепко взял Вилли за руку и повел.

— Неужто ты не помнишь, какие у этого Кугера глазабыли, когда он нас подхватил? А потом этот тип чуть меня на дереве не увидел.Ух! Никогда не забуду! И вот сейчас, в окне, те же самые глаза. Давай еще разокпройдемся, и помедленнее, поспокойнее. Надо же как-то предупредить мисс Фолей,какая у нее штука дома прячется.

— Постой, Джим, да как же ты предупредишь ее?

Джим не ответил. Только глянул искоса зеленым сияющимглазом. Вилли опять, как уже бывало, вспомнил одного знакомого старого пса. Тотжил себе спокойно месяц за месяцем, но потом однажды наступал момент, и песисчезал на несколько дней, а то и на неделю. Домой он возвращался весь врепьях, прихрамывая, тощий, от него несло всеми помойками и болотами в округе.Можно было подумать, он для того только и выискивал места погрязнее, чтобыпотом вернуться домой с глуповатой, смущенной улыбкой на морде.

Отец звал его Платоном, в честь древнего философа. Как иПлатон, пес, похоже, все знал и все понимал. Вернувшись на тропудобропорядочности, он месяцами не сходил с нее, но однажды все начиналосьсначала. «И вот сейчас, — думал Вилли, — на Джима тоже накатило. Ушиторчком, нос — по ветру, он что-то слышит внутри. Может быть, тиканье часов,отсчитывающих другое, нездешнее время? Вон у него даже язык длиннее стал. Ишь,облизывается…»

Они снова остановились возле дома мисс Фолей, но в окненикого не было.

— Давай поднимемся, позвоним, — предложил Джим.

— Хочешь столкнуться с ним нос к носу?

— Надо же удостовериться. Лапу ему потрясти, в глазапосмотреть или куда там еще.

— Ты что, прямо при нем предупреждать ее будешь?

— Да зачем? Потом позвоним ей и все расскажем. Пошли!

Вилли вздохнул и покорился. Поднимаясь по ступенькам, он незнал, хочется ли ему, чтобы в этом мальчишке скрывался м-р Кугер.

Джим подергал дверной колокольчик.

— А если он откроет? — не удержался Вилли. —Знаешь, я так сдрейфил, что с меня пыль осыпается. А ты что, вовсе не боишься?

Джим с интересом изучил свои спокойные ладони, повертел ихтак и сяк.

— Да будь я проклят! — выдохнул он. — Ты вточку попал: не боюсь я.

Широко распахнулась дверь, и на пороге предстала улыбающаясямисс Фолей.

— Джим! Вилли! Очень мило с вашей стороны!

— Мисс Фолей! — выпалил Вилли. — У вас всео'кей?

Джим в ярости взглянул на него.

— О! А почему бы и нет? — удивилась мисс Фолей.