Вытянув на себя верхний ящик стола, я пошарила там в поискахамулета от головной боли и жалобно застонала, когда выяснилось, что все этиамулеты у меня уже вышли. Тогда я уткнулась лбом в металлическую столешницу исквозь узкую щелку меж края джинсов и растрепанных волос стала разглядыватьсвои высокие ботинки. Ради такого события, как день моего увольнения, я оделасьвполне консервативно: в красную полотняную рубашку, заправленную в простыесиние джинсы. На некоторое время больше никакой обтягивающей кожи.

Прошлая ночь стала ошибкой. Мне потребовалось слишком многобокалов, чтобы как следует отупеть, после чего я смогла официально отдать двамоих оставшихся желания Айви и Дженксу. Я по-настоящему на этих двоихположилась. Любой, кто хоть что-нибудь знает про желания, прежде всего знает,что нельзя желать слишком многого. То же самое касается желания богатства.Деньги так просто ниоткуда не появляются. Если они все же откуда-то поступили,и если ты вдобавок не пожелала, чтобы тебя не застукали, тебя непременноповяжут за воровство.

Желания — вещь заковыристая, и именно поэтому большинствоВнутриземцев в свое время выступило за то, чтобы получать сразу по три штуки. Вретроспективе я не так уж скверно ими распорядилась. Пожелав, чтобы меня незастукали после того, как я отпущу лепреконшу, я по крайней мере обеспечиласебе уход из ВБ с незапятнанным личным делом. Если Айви была права, и менядействительно собирались угрохать за разрыв контракта, убийство следовалосделать похожим на несчастный случай. Но чего ради вэбэшному начальству былотак напрягаться? Заказные убийства дорого стоили. К тому же оно само хотело,чтобы я ушла.

Айви получила вексель, чтобы реализовать свое желаниекак-нибудь позднее. Выглядел этот вексель совсем как старая монетка с дырочкой,так что Айви продела в дырочку пурпурный шнурок и повесила вексель себе на шею.Зато Дженкс растратил свое желание прямо в кафе и с гудением умчался прочь,чтобы сообщить своей жене радостное известие. Много лет утекло с тех пор, как уменя был последний ночной девичник, и я подумала, что на дне бокала я вполнемогу найти отвагу сообщить начальству о своем увольнении. Короче, я там ее ненашла.

Ровно через пять секунд после начала моей отрепетированнойречуги Денон легким движением руки вскрыл конверт манильской бумаги, вытащилоттуда мой контракт и порвал его в клочья, после чего тактично выразился в томсмысле, чтобы через полчаса ноги моей в этом здании больше не было. Мой значоки вэбэшные наручники остались у него в столе; зато амулеты, что их украшали— уменя в кармане.

Семь лет службы в ВБ оставили меня с богатой россыпьювсевозможных безделушек и устаревших памяток. Дрожащими пальцами я потянулась кдешевой вазе с толстыми стенками, которая, бывало, месяцами не чуяла в себе ниодного цветка. Ваза отправилась в мусор — точно так же, как и в свое время тоткретин, который мне ее подарил. А вот тигель для приготовления растворов пошелв коробку у меня под ногами. Покрытая соляной коркой голубая керамика грубозаскребла по картону. Последний раствор высох еще на прошлой недели, и остаткисоли теперь пылили.

Следом загрохотал большой штырь из красного дерева. Этотштырь был слишком толст, чтобы сделать из него волшебную палочку. Да и в любомслучае я была не настолько хороша, чтобы делать волшебные палочки. Штырь якупила, намереваясь изготовить себе набор амулетов для распознавания лжи, норуки так и не дошли. Такие амулеты проще было купить. Вытянув руку дальше, ясхватила список телефонных номеров моих прежних связников. Быстрый взгляд,чтобы убедиться, что никто не смотрит, — и я в темпе убрала список из полязрения, засовывая его в коробку рядом с тиглем для приготовления растворов иприкрывая CD-плеером с наушниками.

У меня завалялось несколько справочников, которые следоваловернуть сидящей через проход от меня Джойс, зато контейнер с солью, на которомони покоились, некогда принадлежал моему папе. Я поставила контейнер в коробку,пытаясь прикинуть, что подумал бы папа о моем увольнении.

— Пожалуй, это стало бы для него ударом, — прошептала я себепод нос, скрипя зубами от мучительного похмелья.

Подняв глаза, я пристальным взором окинула уродливые желтыеперегородки. Мои глаза сузились, когда со всех сторон на меня подняли головымои сослуживцы. Они стояли повсюду плотными группками, прикидываясь занятыми, ана самом деле вовсю судачили. Испуская медленный вздох, я протянула руку кчерно-белой фотографии Уотсона, Крика и стоящей позади них двоих женщины,Розалинды Франклин. Троица ученых стояла перед своей моделью ДНК, и в улыбкеРозалинды проскальзывал тот же скрытый юмор, что и у Моны Лизы. Можно былоподумать, будто она уже знает, что будет дальше. Я задумалась, не была лиРозалинда Внутриземкой. Множество людей на самом деле были скрытымиВнутриземцами. Я хранила эту фотографию как постоянное напоминание о том,насколько мир зависит от всяких мелких деталей, ускользающих от всеобщеговнимания.

Прошло уже сорок лет с тех пор, как четверть человечествавымерла, пораженная смутировавшим вирусом под названием «Ангсл-Т4». И, несмотряна частые заявления телевизионных евангелистов об обратном, в этом была нашасобственная вина. Все началось со старой доброй человеческой паранойи и ею жезакончилось.

Тогда, в пятидесятые, Уотсон, Крик и Франклин объединилисвои умы и за шесть месяцев решили загадку ДНК. На этом все могло бы иостановиться, но тогдашний Советский Союз подхватил технологию. Подгоняемыестрахом войны, в развивающуюся науку потекли большие деньги. В началешестидесятых у нас уже был вырабатываемый бактериями инсулин. Последовалподлинный расцвет производства биоинженерных лекарств, наводнивший рынокпобочными продуктами куда более зашхеренной разработки Соединенными Штатамибиоинженерного оружия. До Луны мы на самом деле так и не добрались, обращаянауку не наружу, а внутрь, чтобы в конечном итоге едва не покончить с собой.

А затем, ближе к концу того десятилетия, кто-то допустилошибку. Вопрос о том, кто ее допустил, Советский Союз или Соединенные Штаты,так и остался спорным. Где-то в холодных арктических лабораториях вышел из-подконтроля смертоносный штамм ДНК. За собой он оставил сравнительно умереннуютропу смертей, идентифицированную и тщательно размеченную соответствующимислужбами, тогда как широкая общественность пребывала обо всем этом в полномневедении. Однако в то самое время, когда ученые заканчивали свои отчеты иклали их на полки, вирус мутировал.

В конце концов он внедрился в биоинженерный помидор, найдяслабое звено в модифицированной цепочке ДНК

этого самого помидора, которое исследователи посчитали слишкомнезначительным, чтобы о нем тревожиться. Помидор стал официально известен подсвоим лабораторным названием «Ангел-Т4» — и отсюда взялась кличка вируса,«Ангел».

Не сознавая того, что вирус использует помидор «Ангел-Т4» вкачестве промежуточного «хозяина», партии этих помидоров отправили наавиалинии. И через шестнадцать часов было уже слишком поздно. За последующиежуткие три недели страны третьего мира оказались буквально выкошены, анаселение Соединенных Штатов уменьшилось на одну четверть. Войска былисосредоточены на границах, а государственная политика стала выражаться вофразе: «Извините, но ничем не можем помочь». Да, США страт дали, там умиралилюди, но по сравнению с тем склепом, в который превратился остальной мир, этоказалось сущей безделицей.