Оказавшись во дворе, Лямпе помедлил, потом решительно кивнулПантелею в сторону кухни, и оба двинулись туда, распугав ближайших кур,очевидно решивших, что настала их очередь угодить в ощип.

Они вошли довольно-таки бесцеремонно. Кухня оказаласьпросторной и довольно чистой, чему немецкая душа Лямпе могла бы умилиться, будьу него и в самом деле немецкая душа. На плите в огромной кастрюле энергичнобулькало варево, по запаху мгновенно опознававшееся как мясные щи. У плиты науродливом табурете сидела раскрасневшаяся толстуха, способная формами привестив неземное восхищение великого Рубенса. Она таращилась на кастрюлю с темтуповато-философским выражением, какое нередко у русских баб из простонародья.Мельком глянув на визитеров, она встретила их появление совершенно равнодушно,даже не озаботившись застегнуть распахнутую по-домашнему ситцевую кофточку.

В лице второй женщины, хоть и одетой столь же просто, тем неменее просматривались некоторые признаки более высокого, по сравнению с первой,умственного развития. Именно она с нотками сварливости заявила:

– С чего б это посторонним господам по чужим кухнямлазать…

Посчитав это замечание чисто риторическим, Лямпе ничего нестал говорить в ответ. Он просто-напросто кивнул Пантелею, и тот, нехорошовыпятив челюсть, отчеканивая каждую букву так, словно забивал гвозди в сухуюдоску, проговорил:

– Сыскные агенты.

И в подтверждение продемонстрировал обеим на ладони большуюсеребряную бляху, старательно начищенную зубным порошком до идеальногосверкания.

Судя по лицам кухарки и второй особы, сверкающая бляхапроизвела надлежащее действие. Лямпе усмехнулся про себя. Бляха эта, по случаюпопавшая к Пантелею в руки, на самом деле была нагрудным знаком выпускникаИмператорской ветеринарной академии. Но вряд ли провинциальные обывателивдавались в такие тонкости, ибо погоны, кокарды и бляхи исстари считались наРуси атрибутами грозного начальства, а их неисчислимое разнообразие могловвести в заблуждение и кого-нибудь поумнее двух недалеких баб. Главное, тамимелись императорская корона, венок из дубовых листьев и две змеи. Именно змеичаще всего и производили на примитивные умы особенное впечатление.

– Не вы ли будете коллежская регистраторшаХлынова? – спросил Лямпе непреклонно-повелительным тоном.

Поименованная торопливо закивала:

– Она самая, Евдокия Васильевна… Что ж за напасть,господи, на бедную вдову? Кого хотите спросите, господа агенты, а нумера всегдасчитались приличными… Господина околоточного надзирателя взять, помощникапристава… Еще при покойнике, коллежском регистраторе…

– Вчерась только господин помощник пристава изволиликурочку скушать, под смородинную… – сообщила кухарка, с лица которойфилософичность исчезла, а тупость осталась.

– Успокойтесь, – сказал Лямпе. – К вам,дражайшая Евдокия Васильевна, мы никаких претензий не питаем. Интересует меняодин из ваших постояльцев… говоря точнее, номер шестнадцать.

– Кузьма Иваныч?

– Он самый, господин Штычков…

– А это с чего же? Самый что ни на есть тихий иприличный постоялец. – Хлынова прямо-таки хлопала глазами, каккукла-марионетка. – Ни шума от него, ни беспокойства. Профессия у человекастепенная, мастер при ювелирных делах, отсюда и самое что ни на есть чинноеповедение. Сколько живет, платил исправно, казенной не баловался и насчет чегодругого – благопристоен…

– Полноте, я же не говорил, что и к нему у нас естьпретензии, – сказал Лямпе насколько мог беззаботнее. – Зря вы такбеспокоитесь, про его степенное поведение мы наслышаны. Просто… Видите ли,госпожа Хлынова, Кузьма Иваныч отчего-то несколько дней как не появляется вмагазине, а поскольку мы проходили мимо по другому делу, Коновалов нас попросилзаодно и справки навести…

На лице пожилой коллежской регистраторши отразиласьусиленная, но нехитрая работа мысли. В конце концов она растерянно пожалаплечами:

– Ну, тогда уж я ничего не пойму, господа агенты…Должны ж были Кузьма Иваныч господина Коновалова предупредить…

– О чем?

– Что с недельку будут в отъезде.

– Вам сам Кузьма Иваныч так говорил?

– Да нет, – без задержки ответила Хлынова. –Пришел от него знакомый, приличный такой на вид господин, расплатился за КузьмуИваныча за десять дней вперед, а еще сказал, что Кузьма Иваныч уезжают вАннинск по личным причинам, то есть, скажу вам по секрету, свататься, и снедельку там пробудет. Кто ж знал, что господин Коновалов не в курсе… Может,Кузьма Иваныч поручил кому передать, а тот и не исполнил?

– Вполне возможно, – кивнул Лямпе. – Народецу нас, согласен, сплошь и рядом без чувства ответственности. Запил, поди,мерзавец, вот и не передал ничего… А что за господин к вам приходил?

– Да кто ж его ведает, ваше благородие? – пожалаплечами вдова коллежского регистратора. – Впервые и видела. Солидный такойгосподин, трезвый, при шляпе… Под стать Кузьме Иванычу, столь же приличный…

У Лямпе осталось впечатление, что она врала, – особенноесли учесть вороватый взгляд, брошенный хозяйкой на кухарку и словно быповелевавший той не встревать со своими замечаниями… Но переигрывать и чересчурнажимать было бы опасно, и Лямпе сказал почти что равнодушно:

– Вот, значит, в чем дело… Ну, что тут скажешь? В такомслучае позвольте откланяться… Значит, с тех пор Кузьма Иваныч и не появлялся?

– Не появлялся пока. А что вы хотите? Женитьба усерьезных людей – дело ответственное.

– Ну, хорошо, – сказал Лямпе. – Я васубедительно прошу, госпожа Хлынова, о нашем здесь появлении никому нерассказывать. Чтобы господину Коновалову не было лишних неприятностей. Начнутеще злые языки болтать, что он-де сыскных агентов как посыльных использует, доначальства дойдет…

– Не сомневайтесь, я ж не дура полная! – заверилаХлынова, прямо-таки расцветшая от осознания того факта, что визит грозныхнезнакомцев, во-первых, близится к концу, а во-вторых, не повлекпоследствий. – Промолчу, как рыба! И Нюшка промолчит… слышишь, Нюшка?А то смотри у меня!

Лямпе кивнул ей и вышел первым, краешком глаза подметив, какхозяйка попридержала за локоток Пантелея. Он появился очень быстро, ухмыляясьпод нос.

– Сколько сунула? – спросил Лямпе, когда ониотошли на пару шагов.

– Трешницу.

– Взял?

– А как же. Когда это нижний полицейский чин не брал,ежели суют? Не выпадать же из образа?

– Вот именно, – серьезно кивнул Лямпе. –Поскольку…

– Псс-тт! Мс-сс! Псс-ттт!

Они обернулись. Субъект, подававший эти звуки, таился зауглом амбара, опасливо маня их рукой. Переглянувшись, они приблизились, тожесвернули за угол так, чтобы их нельзя было рассмотреть из кухонного окошка.