– Мне правда неловко, – сказала девушка. –Постараюсь впредь осторожнее… Всего хорошего, господа!

Она присвистнула, как заправский кучер, взмахнула вожжами, исытый вороной обрадованно рванул с места так, что взлетела на обе стороны сухаяпыль. Городовой проворно козырнул вслед.

– Однако… – сказал Сёма. – Амазонка здешнихмест… Видели камешки на лебединой шее, Леонид Карлович? Состояньице-с. Неиначе, наша юная этуаль[4] принадлежит к самому что ни на естьздешнему бомонду. А то и содержаночка какого-нибудь местного Топтыгина смиллионом в жилетном кармане. Ах, завидую…

– Не отвлекайся на глупости, – сухо бросилЛямпе. – Пошли, иначе не успеем ко времени.

Он и самому себе не хотел признаваться в том, что последнееСёмино предположение вызвало в сердце настоящую бурю и жгучий протест. Этадевушка не должна быть пошлой содержанкой толстосума, не должна, и всё тут,немыслимо представить иные нехитрые картины… Но тебе-то какое дело? –попытался он трезво и рассудочно себя упрекнуть. Ты ее наверняка больше неувидишь никогда, она вошла в твою жизнь всего на минуту, а вот ты, голову можнопрозакладывать, в ее жизнь не вошел вообще, с какой стати? Надо же, впервые занесколько лет в душе что-то откровенно и недвусмысленно проснулось…

– Леонид Карлович…

– А?

– Может, мне спросить у городового, кто сия амазонка?Он ее, вне сомнений, обязан прекрасно знать…

Лямпе искренне надеялся, что его голос холоден и тверд:

– С чего бы вдруг? У нас разве нет других дел?

– Ну, пришла вдруг такая мысль…

– Пошли, – отрезал Лямпе, ускоряя шаг.

– Как прикажете, – с видом полнейшей невинностикивнул Акимов, торопясь за ним. – Мы уж и пришли, собственно, сейчассвернем за угол, пройдем по Театральному – и на месте будем…

Время от времени бдительно проверяясь на предмет возможнойслежки, они прошли по коротенькому Театральному переулку, где своеобразныммонументом незадачливому антрепренеру стоял новый каменный театр. Пересеклитихую Новобазарную площадь, в отсутствие ярмарок прямо-таки вымиравшую, иоказались у берега Шантары, на совсем недавно начатой застройкою Воскресенскойулице.

Лямпе моментально оценил это место, как максимально удобноедля их целей, то есть для потаенного наблюдения.

Впереди раскинулся обширный котлован – под фундаментдля центральной силовой электрической станции, каковая должна была приблизитьШантарск к цивилизации и прогрессу. Землекопы пока что углубились лишь аршинана четыре, но работа кипела, всё напоминало трудолюбивый лесной муравейник.Десятки людей старательно и размеренно взмахивали посверкивавшими на солнцелопатами, другие возили наверх по деревянным мосткам груженные «с походом»тачки, на самом краю котлована что-то обсуждал с десятниками бородач винженерной фуражке, тут же переминался с ноги на ногу человечек в клетчатомпиджаке, судя по большому блокноту и суетливости – газетный хроникер.

Вокруг, на некотором отдалении, толпились зеваки – общимчислом не менее полусотни. В более крупных городах такая стройка вряд липривлекла бы внимание, но здесь, надо полагать, стала для города нешуточнымсобытием. Еще подальше прохаживался, заложив руки за спину, неизбежный притаком скоплении публики городовой, судя по понурой фигуре, объятый смертнойскукой.

Они с Акимовым, таким образом, могли присоединиться кпраздно глазевшим обывателям, не вызывая ни малейших подозрений. Чтонезамедлительно и сделали, стоя вполоборота к интересовавшей их Воскресенской.

Ближе всего к котловану располагался трактир среднегопошиба, так и поименованный на вывеске без особых затей – «Трактир Ляпунова».Из распахнутого окна доносилось граммофонное пение Вари Паниной:

Гайда, тройка!

Снег пушистый…

У крыльца примостилась компания классических купеческих«молодцов» – сапоги с «набором» – массой мелких складочек, белоснежные картузы,под пиджаками вышитые косоворотки с кручеными поясками. Судя по движениям, онипоочередно метали в кольцо толстый гвоздь – играли в свайку. Этой группеперсонажей следовало уделить особое внимание, поскольку она была идеальнымместом для внедрения вероятного наблюдателя…

Напротив трактира как раз и стоял дом, ставший целью ихвизита, – каменное двухэтажное здание, узкое по фасаду, но довольнопротяженное в глубину, украшенное десятком ничуть не гармонировавших меж собоювывесок. Лямпе без особого труда рассмотрел нужную: «Ювелирные и поделочныеработы Е. Т. Коновалова, а также чистка серебряных и мельхиоровых изделий, всепо ценам вне конкуренции. Заказы исполняются под личным наблюдением».

Теперь оставалось только ждать, и они старательно ждали,притворяясь, будто всецело поглощены картиной землекопного труда. Бодренькийстаричок, судя по вытертому сюртуку отставной чиновник министерства юстиции, соСтаниславом на шее, очень быстро распознал в Лямпе свежего слушателя, ухватилего за рукав и восклицал с таким видом, словно и идея, и исполнение стройкипринадлежали ему лично:

– Пять тысяч электрических ламп для домового освещения,сударь! И каждая по шестнадцать свечей, представляете? А ведь планируется ещеполсотни ламп для освещения уличного, по тыще свечей! По тыще! Хоть иголкисобирай при таком сиянии!

Лямпе поддакивал, ничуть не пытаясь освободиться отнавязчивого соседа, наоборот, старичок служил великолепным прикрытием,поскольку наверняка был здесь многим известен. Он терпеливо слушал восторженныеохи, время от времени вставляя: «Да-да-да!», «Прогресс несказанный!», «В самуюточку, сударь!».

Акимов легонько прикоснулся к его свободному локтю.

Лямпе легонько повернул голову. По Воскресенской степенно,неторопливо шагал Пантелей Жарков – в летнем костюмчике из дешевой чесучи сцветной манишкой, при соломенном канотье. Он пересек улицу и скрылся зазелеными дверями того самого, с десятком вывесок, дома.

Начинались дела. Как бывает в таких случаях, минуты тянулисьневыносимо долго, чертов старикашка зудел, как зеленая муха…

Внимание! На невысокое крылечко вышел невидный мужчина снепокрытой головой, в жилетке поверх розовой рубахи. Достав из кармана большойкрасный платок, трижды протер им лоб – и было в этом столь вроде быестественном жесте нечто от механизма… Нечто наигранное. Так и держа платок вруке, юркнул назад в дом.

Они переглянулись украдкой. Длинно проскрипела,сопротивляясь тяжести противовеса, железная дверь, вышел Пантелей и столь жестепенно направился в ту сторону, откуда пришел, к Театральному переулку.

Вот оно! Жарков еще не скрылся в переулке, а вслед емудвинулся один из игравших в свайку «молодцов» – прибавляя шагу, соразмеряясь споходкой Пантелея. Хорошо так пошел, грамотно, умело…