церквах было названо Добродетелью и благословлено. Но прежде, я реку, народятся красивые, сами собою на перекрёстках трёх дорог любующиеся Филиппы и Роберты. Наденут свои перстни наоборот, и гвоздём причешут свои волосы, и черепами украсят свою грудь, чтобы привлечь женский пол. И женский пол изумится и покорится им. Чтобы сбылось пророчество о том, что скоро красота будет предана мухам Торговли. И возмутится тело блудницы, которой больше нечему будет позавидовать. И блудница станет судьёй мудрецам и сильным мира сего, призывая семя, которому верно служила, к ответу. И взметнёт над собою проклятие, простирая руку к Востоку и крича:

– Поэт-изгнанник, говори: что видишь ты на своём веку?

– Вижу расцветку Гиметта в основе нашего нового Гражданского Кодекса.

– Вижу каменную статую малышки Мирто, проститутки с Сикиноса, на Агоре с источниками и вздыбленными Львами.

– Вижу юношей и девушек на ежегодном Конкурсе Влюблённых.

– Вижу высоко в небесах птичий Эрехтейон.

Мощи старых звёзд и паутину из углов небосвода прочь выметая, грянет гроза, порождённая умом человека. Но прежде, я реку, поколение за поколением вспорют лемехом бесплодную землю. И тайно сочтут Правители товар людской, объявляя новые войны. И насытятся Жандармы и Военные Судьи. Оставляя золото для неизвестных, получат они свой оклад мучений и брани. И знамёна подымутся на огромных судах, и марши пройдут по дорогам, и с балконов будут сыпаться цветы Победителю. Тому, что всю жизнь проведёт в трупной вони. И пастью могилы, вырытой по меркам её, проревёт темнота:

– Поэт-изгнанник, говори: что видишь ты на своём веку?

– Вижу Трибуналы, горящие, словно свечи, на широком столе Воскресения.

– Вижу Жандармов, отдающих кровь свою в жертву чистоте небес.

– Вижу непрестанное восстание цветов и растений.

– Вижу артиллеристов Любви.

И, расплачиваясь за деяния древних Правителей, ужаснётся Вселенная. Содрогнётся Аид, и дощатый настил проломится под тяжестью великого солнца. Но прежде, я реку, застонут юноши, и кровь их состарится без причины. Остриженные заключённые застучат о решётки своими железными мисками. И опустеют заводы, а потом снова насильно будут заполнены, чтобы выпускать консервированные сны миллионами банок и тысячи сортов бутилированной природы. И наступят годы бледные и слабосильные, замотанные в бинты. И будет выдаваться по несколько грамм счастья на каждого. И каждый будет нести в себе лишь прекрасные развалины. Тогда Поэт, не имея другого изгнания, которое он мог бы оплакать, из обнажённой груди изливая здоровье грозы, повернётся и встанет посреди прекрасных развалин. И произнесёт последний человек своё первое слово, чтобы поднялись высокие травы и чтобы женщина вышла к нему, словно солнечный луч. И возлюбит он женщину, и уложит её на траву, как было предсказано. И получат отмщенье мечты, и зачнут поколения новые на веки веков!

12

Уста отверзаю я и улыбается море мне

Уносит слова мои в глубины тёмных пещер

И там чуть слышно твердит щенкам тюленей

Что скулят по ночам над людскими печалями.

Я жилы вскрываю и занявшись алым мечты мои

Обручами становятся у ребятни во дворах

Простынями девчонок не дремлющих чтобы

О чуде любви слушать песню украдкою.

Пьянит меня жимолость и в свой сад удаляюсь я

Мертвецов моих тайных там я хороню тела

И обрезаю им шнур из осквернённых

Золотящихся звёзд чтобы падали в пропасти.

Ест ржавчина лезвия и я караю всё царство их

Я кто испробовал много тысяч мечей

Из фиалок и а нютиных глазок

Кую остриё и Героев достойное.

Я грудь обнажаю и ветры рвут свои привязи

Сметают развалины и грязные души прочь

И землю от тяжких туч освобождают

Да явятся вновь её пажити ясные!

XVII

Теперь я отправляюсь в новый путь

к стране далёкой и морщинами не тронутой.

   За мною вслед бегут воздушные создания

с полярным радужным сияньем в волосах

   и праведной на коже позолотой.

Я коленом траву раздвигаю как будто форштевнем

   и последние клочья забвения с лика земли

мои вздохи сдувают.

   И деревья бок о бок со мной против ветра идут.

Я великие таинства вижу и непостижимые:

   Сокровенный источник Елены.

Трезубец с дельфином я вижу как Крестное знаменье.

   С бессмысленной сеткой колючей я белые вижу ворота.

Где со славой пройду я.

   И слова, что меня предавали, и пощёчины, миртами ставшие

ветви пальмовой взмахами:

   Осанна поющими благословен ты грядущий!

И лишения вижу, и вижу плода упоение.

   Масличные рощи косые с лазурью меж пальцев

годы гнева в железных застенках

   И берег бескрайний чародейством прекрасного взора омытый

глубь морскую Марины.

   Где безгрешный пройду я.

Капли слёз, что меня предавали, и горести, вздохами ставшие

   невечерними птахами:

Осанна поющими благословен ты грядущий!

   Теперь я отправляюсь в новый путь

к стране далёкой и морщинами не тронутой.

XVIII

Теперь я отправляюсь в новый путь

К стране далёкой и морщинами не тронутой.

   За мною вслед бегут лазоревые девушки

И каменные жеребята с солнечным колёсиком на лбу.

   Поколения миртов с тех пор меня помнят, когда

Я на водном дрожал алтаре, восклицая: свят, свят!

   Это он, победивший Аид и Любовь уберёгший,

это он, Князь Лилейный.

   И на том же на прежнем дыхании критском я сам

Был однажды написан.

   Чтобы высшее право шафрана цветок получил.

Так сейчас я Законы свои непреложные извести белой

   Отдаю и вверяю.

Блаженны, так говорю я, сильные, постигающие Чистоту,

   Их зубам предназначен хмельной виноград

На груди горных гряд и на лозах девичества. Се,

   Пусть последуют вдаль за шагами моими!

В новый путь отправляюсь – к стране

   И далёкой и юной.

Ныне Смерти рука дарит Жизни сие,

   И отныне нет сна.

Бьёт полуденный колокол

   И на огненно-красных камнях проступают слова

НЫНЕ и ПРИСНО и ДОСТОЙНО ЕСТЬ

   Присно присно и ныне и ныне птицы поют

СИЕ ДОСТОЙНО цены своей!

Слава

ДОСТОЙНО ЕСТЬ СИЕ: свет и на камне

начертанная