Константин Михайлович сидел за своим столом, сгорбившись, ичто-то быстро печатал на машинке. Бумаги вокруг него возвышались огромнымикучами, которые он разбирал один раз в год перед отпуском. Настя заметила, чтона носу следователя красуются новые очки, в которых он выглядел значительнолучше, чем в своих стареньких, в чиненой-перечиненой простенькой оправе. Нокостюм был по-прежнему мятым, несмотря на все старания жены Нины выпускатьОльшанского по утрам из дому в приличном виде. В момент пересечения порогасобственной квартиры вид ежедневно бывал отменным, а в тот момент, когдаКонстантин Михайлович открывал дверь своего служебного кабинета, от этогоотменного вида оставалось лишь смутное воспоминание. Природу такого феномена немог объяснить никто, поэтому с ним просто смирились.

– Привет, красавица, – весело мотнул головойследователь. – Сейчас придет эта мымра, начнем работать над версиейубийства из ревности. Так что готовься, Настасья, сил потребуется много.Учитывая патологическую нелюбовь Галины Ивановны к невестке, нам придется выслушатьне только правду, но еще и вранье и комментарии к ним. Кстати, пока не забыл,Нина тебе таблетки какие-то передала, вот, держи.

– Спасибо. – Настя радостно выхватила из его рукдве упаковки с реланиумом и валиумом.

У нее вечно не хватало времени бегать по аптекам, апоскольку эти лекарства продавались только по рецептам, то нужно было ещепредварительно идти к врачу в поликлинику. Это было уж и вовсе за пределамиНастиных возможностей. Вечная нехватка времени, помноженная на фантастическуюлень и пренебрежение к собственному здоровью, делала задачу приобретенияуспокоительных препаратов абсолютно нерешаемой. А лекарства порой бывали оченьнужны. Хоть и нечасто, но позарез. Слава богу, палочка-выручалочка нашлась влице Нины Ольшанской, врача-невропатолога. Нина столько лет прожила замужем заследователем, что Настины проблемы понимала очень хорошо и с готовностью пошлаей навстречу.

Константин Михайлович снова оторвался от машинки и погляделна часы.

– Я вызвал Параскевич на десять тридцать. У тебя естьпятнадцать минут на то, чтобы выпить кофе в буфете, но, предупреждаю, он тамневероятно поганый.

– Поганый не хочу, – улыбнулась Настя. – Ялучше здесь посижу. У вас план допроса есть?

– А ты на что? – резонно возразилследователь. – Вот и составь, пока все равно без дела сидишь.

Она послушно достала блокнот и стала вычерчивать схемуразговора с Галиной Ивановной Параскевич. Понятно, что всякие гадости о горячолюбимой невестке она будет рассказывать с удовольствием, привирая,преувеличивая и снабжая общую картину пикантными подробностями. И точно так жепонятно, что сын в ее рассказе предстанет ангелом небесным. А ведь версияубийства из ревности подразумевает как то, что Леонида убил любовник Светланы,так и то, что его мог убить муж или любовник женщины, с которой модный писательизменял собственной жене, или даже сама такая женщина. Нужно развязать ГалинеИвановне язык и вынудить ее рассказывать о сыне так же подробно, как и оневестке.

В верхней части чистого листа Настя написала: «Как выдумаете, Галина Ивановна, не могло ли убийство вашего сына быть убийством изревности?»

Обведя фразу прямоугольной рамочкой, она начертила от неедве стрелки вниз. В левой части страницы, там, где заканчивалась стрелка,появилась фраза: «Что вы, что вы, у Лени никогда никого не было». Снова стрелкавниз и приписка: «Жать до последнего: почему она в первую очередь подумала осыне, а не о невестке? Давал повод? Были основания подозревать? И т.д.».

В правой части страницы, параллельно словам «Что вы, чтовы…», Настя написала: «Ну, от Светланы всего можно было ожидать». Начертив ещеодну стрелку вниз, она поместила краткий комментарий: «Пусть поливает грязьюСветлану, не мешать ей, чем больше гадостей она скажет о ней, тем лучше».

Наконец, от фрагментов, написанных в левой и правой частяхлиста, Настя прорисовала жирные стрелки в центр нижней части странички инаписала: «Спросить, откуда Параскевич так хорошо знает женскую психологию, такздорово разбирается в тонких движениях женской души. Высказать предположение,что его консультировала Светлана. Поскольку Г. И. только что поливала невесткугрязью, она ни за что не согласится с тем, что С. была соратницей, помощницей иконсультантом. Кто угодно, только не ненавистная невестка. Если у Л. П. былиженщины, вот тут-то они непременно выплывут».

– Посмотрите, Константин Михайлович. – Настяпротянула ему листок со схемой. – Внесите коррективы.

Следователь внимательно прочитал фразы, написанные оченьмелким, но разборчивым почерком, и хмыкнул:

– Ну и стерва ты, Каменская.

– Я попрошу, – картинно надулась Настя. – Каксказал великий Чуковский, я не тебе плачу, а тете Соне. Я не вам стерва, аГалине Ивановне. Я понимаю ее горе и от всей души сочувствую ей, но ее сыну,который погиб, прожив короткую и очень несчастливую жизнь под каблуком утиранки-матери, я сочувствую еще больше. Ему, в конце концов, гораздо хуже, чемей. Кстати, мы с вами совсем забыли отца Леонида Владимировича. Может быть,имеет смысл с ним поработать?

– Можно попробовать, – неопределенно пожал плечамиКонстантин Михайлович, – но вряд ли толк будет. Владимир НикитичПараскевич под пятой у жены пригрелся и пообвыкся. Он и разговаривать-тозахочет только в ее присутствии. Я пару раз пытался найти с ним общий язык – дакуда там, он всю шею себе провертел, все на жену оглядывался, боялся, как бычего невпопад не ляпнуть.

– Да? – задумчиво протянула Настя. – Этолюбопытно. Я как-нибудь им займусь.

Галина Ивановна Параскевич явилась к следователю сопозданием на десять минут. Когда на часах было 10.34, Ольшанский поднялся из-застола и пошел к двери.

– Ну все, Галина Ивановна, – злорадно сказалон, – не хотите приходить вовремя – будете ждать, пока я не вернусь.Начинай, Настасья, скажи ей, что я поручил тебе ее допросить. И напугай еепосильнее, скажи, дескать, Константин Михайлович гневаться изволили.

Галина Ивановна Параскевич, казалось, очень обрадовалась,увидев в кабинете Ольшанского Настю.

– Анастасия Павловна, как хорошо, что вы здесь! –воскликнула она, по-хозяйски пристраивая шубу на вешалку и усаживаясь за стол,не дожидаясь приглашения. – Мне так легко всегда с вами разговаривать, нето что с Константином Михайловичем. Вы знаете, мне иногда кажется, что он менянедолюбливает.

«Что же тебе про меня-то ничего не кажется, – сусмешкой подумала Настя. – Я ведь тебя не люблю еще сильнее, чем Костя».

– Ну что вы, Галина Ивановна, – вежливо сказалаона вслух, – за что Константину Михайловичу вас не любить? Но ведь у неготакая сложная и напряженная работа, вполне естественно, что он далеко не всегдапребывает в радужном расположении духа. Вы должны быть к нему снисходительны.

– Должна вам сказать, Анастасия Павловна, вы меня неубедили. Я догадываюсь, что у вас работа не менее сложная и напряженная, чем уКонстантина Михайловича, однако вы производите намного более приятноевпечатление. Просто несравнимо более приятное. Человек, который в силу своихдолжностных обязанностей вынужден постоянно вступать в контакт с незнакомымилюдьми, общаться с ними, должен, нет, просто обязан, быть милым, уметь слушатьсобеседника, хотеть понять его…