– Не знаю даже, – протянулата. – Честно говоря, мне бы больше хотелось получить дорожный набор Жана, тот,в серебряном сундучке!

– Жаклин, я с удовольствием подарю вам инабор! – засмеялась Наташка. – Но Жан хотел, чтобы у вас дома виселидве картины от него.

Вошла Софи:

– Мадам, пришел комиссар из полиции.

– Раз пришел, пусть проходит.

Темпераментный лысый толстячок колобкомвкатился в столовую.

– Мадам, месье, прошу простить, но сталиизвестны результаты экспертизы. Мне хотелось бы задать баронессе нескольковопросов.

– А что случилось? – поинтересовалсяЯцек. – В машине обнаружилось что-то не то?

– Видите ли, господа, – замялсякомиссар, – мне хотелось бы поговорить с баронессой наедине.

– Да будет вам, комиссар, – сказалАллан. – Мы все здесь близкие друзья и родственники – можно сказать, однасемья, а какие в семье тайны?

– О, я мог бы рассказать вам многоинтересного о семейных тайнах, – засмеялся комиссар. – Ну ладно, таки быть. Состояние тормозов внушает нам опасение, что эта авария былаподстроена, – вытекла почти вся тормозная жидкость. По мнению нашегоэксперта, убийца надеялся, что тормоза откажут и автомобиль станет неуправляем.Что, к несчастью, и случилось. Дьявольский план, если учесть, что тормознаяжидкость… Безусловно, того, кто это сделал, будет трудно найти…

– Но возможно, – раздался ликующийголос в дверях.

Все обернулись. На пороге хохоталокровавленный Пьер.

– Рано, рано вы поделили денежки. Как тамв законе сказано, господин комиссар, может ли убийца быть наследником, а?

Раздался громкий хруст. Андре и Маривскрикнули. Это Аркадий раздавил в руках пузатый коньячный бокал, и по его ладонямпотекли тоненькие струйки крови.

Следующую неделю я провела в каком-тополусонном состоянии, выслушивая бесконечные Наташкины уговоры. В конце концовее аргументы подействовали. Тихая, безбедная жизнь во Франции начинала казатьсямне все привлекательней. Аркадий и Оля дипломатично не высказывали своегомнения по этому поводу, но я понимала: даже в случае моего отказа их вряд лиможно заставить вернуться назад. Они спешно засобирались и уехали в Москву,чтобы завершить там все свои дела перед окончательным переездом во Францию.Наконец в субботу вечером Наташка объявила радостную новость: она нашла дляменя работу.

– У нас есть такой Дом наук о человеке.Там существуют курсы русского языка для тех, кто собирается ехать вРоссию, – щебетала она.

О зарплате речь не шла. Приятно быть богатой,подумалось мне. Итак, все бытовые проблемы решались разом – я должна была выйтина работу 15 августа. После возвращения из Москвы Аркадий пойдет учиться вПарижский университет, а Машка отправится в колледж для девочек. Оле жепредстояло выбирать – отправиться ли в Школу изящных искусств на факультетславистики, или же изучать право вместе с Аркадием. Вот почему в конце июля явновь летела из Москвы в Париж.

Дела были улажены окончательно: московскаяквартира сдана, на работе взят годичный отпуск без сохранения содержания. Носамое главное – я везла из Москвы документ, подтверждавший наши с Наташкойродственные связи. Метрику о рождении Наташки, превращавшую ее в мою сестру,мне выписала одна из старых Наташкиных знакомых. Не сказала ни слова, толькобросила быстрый взгляд внутрь бархатной коробочки, прибывшей из Парижа. Сапфирыв бриллиантах хоть кого сделают сговорчивым. На обратном пути в самолете я ещераз прочитала документ. Нет, все-таки здорово быть богатой…

В аэропорту Шарля де Голля меня не встречали.Спускаясь по длинному эскалатору в зал прилета, я тщетно искала глазамикого-нибудь из своих. Не было никого и на стоянке машин. Что там произошло?Могли бы прислать кого-нибудь из слуг, раздраженно подумала я, ловя такси.Подумала и засмеялась – быстро же я вошла в роль богатой дамы.

У парадной двери лежал Банди. Увидев меня, онрадостно забил хвостом.

– Мальчик мой, – проговорилая, – а где же все?

– Ох, мадам, это вы? – Софираспахнула двери. – А мы и забыли, что вы сегодня приезжаете!

Я вошла в холл.

– А где все, Софи?

Женщина не отвечала.

– Где все? – тупо продолжаланастаивать я.

Странный, знакомый запах витал в доме: цветы,лекарства, духи… Страшное подозрение схватило меня за горло.

– Софи, – заорала я не своимголосом, – отвечай сейчас же, что здесь происходит? Уволю!

Не дождавшись ответа, я понеслась в гостиную,распахнула двери и замерла: словно кучка черных ворон, на диване восседаласемейка Прудон.

– Мамочка, – всхлипнула Маня и, какв детстве, попыталась спрятать голову у меня на груди. – Мамочка, Наташкаумерла, завтра похороны.

Перебивая друг друга, мои домашние выкладывалимне страшные новости. В один из вечеров у Наташки разыгралась мигрень. Онавыпила лекарство и пошла спать. Очевидно, как предположил комиссар, ночью ейстало хуже. Она приняла таблетки еще раз и запила их для лучшего действияконьяком. Во всяком случае, полупустую бутылку коньяку нашли на тумбочке, околокровати, а в крови было обнаружено значительное содержание алкоголя. Потом ейстало душно, она распахнула окно своей комнаты на третьем этаже, но, потерявсознание, рухнула вниз. И, к несчастью, ударилась головой о крышкуканализационного люка. Смерть, как утверждают врачи, была мгновенной.

В день похорон я последний раз погладилаНаташку по рыжим кудрям. «Оказывается, она не красила волосы, – подумалосьмне некстати, – у корней не пробивался другой оттенок». И вообще, хорошозная друг друга, мы многого не замечали. Откуда, например, у Наташки на шееэтот небольшой шрам, прикрытый бусами? Может быть, она делала операцию нащитовидной железе? Бусы эти надела на нее Машка. Несмотря ни на что, держаласьона спокойно, но вот в день похорон потребовала надеть на умершую бусы.

– Наташка говорила мне, – настаивалаМашка, – что хочет быть похороненной с этими бусами. Мы говорили с ней опохоронах, и она хотела, чтобы ее похоронили в них.

Пришлось пойти ей навстречу и обмотать шеюпокойницы агатами.

Процедура вскрытия завещания была мне ужезнакома. Все те же лица – Андре, Яцек, Жаклин, Аллан, Прудоны и мы. Нотариусразвел руками: