Я разленился, мне было очень хорошо и совсем не хотелосьвставать и готовить завтрак. Я было опять задремал, как вдруг мне послышалось,что где-то выше по реке раскатилось глухое «бум! «. Я проснулся, приподнялся налокте и прислушался; через некоторое время слышу опять то же самое. Я вскочил,побежал на берег и посмотрел сквозь листву; гляжу, по воде расплывается клубдыма, довольно далеко от меня, почти наравне с пристанью. А вниз по реке идетпароходик, битком набитый народом. Теперь-то я понял, в чем дело! Бум! Смотрю,белый клуб дыма оторвался от парохода. Это они, понимаете ли, стреляли из пушкинад водой, чтоб мой труп всплыл наверх.

Я здорово проголодался, только разводить костер мне былоникак нельзя, потому что они могли увидеть дым. Я сидел, глядя на пороховойдым, и прислушивался к выстрелам. Река в этом месте доходит до мили в ширину, ав летнее утро смотреть на нее всегда приятно, так что я проводил бы время оченьнедурно, глядя, как ловят мой труп, если бы только было чего поесть. И тут явдруг вспомнил, что при этом всегда наливают ртуть в ковриги хлеба и пускают поводе, потому что хлеб всегда плывет прямехонько туда, где лежит утопленник, иостанавливается над ним. Ну, думаю, надо смотреть в оба: как бы не прозевать,если какая-нибудь коврига подплывет ко мне поближе. Я перебрался наиллинойсский край острова; думаю – может, мне и повезет. И не ошибся: гляжу,плывет большая коврига, и я уже было подцепил ее длинной палкой, дапоскользнулся, и она проплыла мимо. Конечно, я стал там, где течение ближевсего подходит к берегу, – настолько-то я смыслил. Через некоторое времяподплывает другая коврига, и на этот раз я ее не упустил. Я вытащил затычку,вытряхнул небольшой шарик ртути, запустил в ковригу зубы. Хлеб был белый, какойтолько господа едят, не то что простецкая кукурузная лепешка.

Я выбрал хорошенькое местечко, где листва была погуще, иуселся на бревно, очень довольный, жуя хлеб и поглядывая на пароходик. И вдругменя осенило. Говорю себе: уж, наверно, вдова, или пастор, или еще кто-нибудьмолился, чтобы этот хлеб меня отыскал. И что же, так оно и вышло. Значит,правильно: молитва доходит, – то есть в том случае, когда молятся такие люди,как вдова или пастор; а моя молитва не подействует. И, по-моему, она только управедников и действует.

Я закурил трубочку и довольно долго сидел – курил и смотрел,что делается. Пароходик шел вниз по течению, и я подумал, что, когда онподойдет ближе, можно будет разглядеть, кто там на борту, а пароход должен былподойти совсем близко к берегу, в том месте, куда прибило хлеб.

Как только пароходик подошел поближе, я выколотил трубку ипобежал туда, где я выловил хлеб, и лег за бревно на берегу, на открытом месте.Бревно было с развилиной, и я стал в нее смотреть.

Скоро пароходик поравнялся с берегом; он шел так близко отострова, что можно было перекинуть сходни и сойти на берег. На пароходе былипочти все, кого я знал: отец, судья Тэтчер, Бекки Тэтчер, Джо Гарпер, Том Сойерсо старухой тетей Полли, Сидом и Мэри и еще много других. Все разговаривали проубийство. Но тут вмешался капитан и сказал:

– Теперь смотрите хорошенько! Здесь течение подходит всегоближе к берегу: может, тело выбросило на берег и оно застряло где-нибудь вкустах у самой воды. Во всяком случае, будем надеяться.

Ну, а я надеялся совсем на другое. Все они столпились наборту и, наклонившись над перилами, старались вовсю – глядели чуть ли не всамое лицо мне. Я-то их отлично видел, а они меня нет. Потом капитанскомандовал: «От борта!» – и пушка выпалила прямо в меня, так что я оглох отгрохота и чуть не ослеп от дыма; думал – тут мне и конец. Если бы пушка у нихбыла заряжена ядром, то они наверняка получили бы то самое мертвое тело, закоторым гонялись. Ну, опомнился – гляжу, ничего мне не сделалось, цел, славабогу. Пароход прошел мимо и скрылся из виду, обогнув мыс. Время от времени яслышал выстрелы, но все дальше и дальше; а после того как прошло около часа, исовсем ничего не стало слышно. Остров был в три мили длиной. Я решил, что они доехалидо конца острова и махнули рукой на это дело. Оказалось, однако, что пока ещенет. Они обогнули остров и пошли под парами вверх по миссурийскому рукаву,изредка стреляя из пушки. Я перебрался на ту сторону острова и стал на нихсмотреть. Поравнявшись с верхним концом острова, пароходик перестал стрелять,повернул к миссурийскому берегу и пошел обратно в город.

Я понял, что теперь могу успокоиться. Больше никто меняискать не станет. Я выбрал свои пожитки из челнока и устроил себе уютное жильев чаще леса. Из одеял я соорудил что-то вроде палатки, для того чтобы вещи немочило дождем. Я поймал соменка, распорол ему брюхо пилой, а на закате развелкостер и поужинал. Потом закинул удочку, чтобы наловить рыбы к завтраку.

Когда стемнело, я уселся у костра с трубкой и чувствовалсебя сперва очень недурно, а когда соскучился, то пошел на берег и слушал, какплещется река, считал звезды, бревна и плоты, которые плыли мимо, а потом легспать. Нет лучше способа провести время, когда соскучишься: уснешь, а там,глядишь, куда и скука девалась.

Так прошло три дня и три ночи. Никакого разнообразия – всеодно и то же. Зато на четвертый день я обошел кругом весь остров, исследовалего вдоль и поперек. Я был тут хозяин, весь остров принадлежал мне, таксказать, – надо же было узнать о нем побольше, а главное, надо было убитьвремя. Я нашел много земляники, крупной, совсем спелой, зеленый виноград изеленую малину, а ежевика только-только начала поспевать. «Все это со временемпридется очень кстати», – подумал я.

Ну, я пошел шататься по лесу и забрел в самую глубь,наверно, к нижнему концу острова. Со мной было ружье, только я ничего неподстрелил: я его взял для защиты, а какую-нибудь дичь решил добыть поближе кдому. И тут я чуть не наступил на здоровенную змею, но она ускользнула от меня,извиваясь среди травы и цветов, а я пустился за ней, стараясь подстрелить ее;пустился бегом – и вдруг наступил прямо на головни костра, который еще дымился.

Сердце у меня заколотилось. Я не стал особенно разглядывать,осторожно спустил курок, повернул и, прячась, побежал со всех ног обратно.Время от времени я останавливался на минуту там, где листва была погуще, иприслушивался, но дышал так громко, что ничего не мог расслышать. Прокрался ещеподальше и опять прислушался, а там опять и опять. Если я видел пень, топринимал его за человека, если сучок трещал у меня под ногой, я чувствовал себятак, будто дыхание мне кто-то переломил пополам и у меня осталась короткаяполовинка.

Когда я добрался до дому, мне было здорово не по себе, душау меня совсем ушла в пятки. «Однако, думаю, сейчас не время валять дурака». Япоскорей собрал свои пожитки и отнес их в челнок, чтобы они не были на виду;загасил огонь и разбросал золу кругом, чтобы костер был похож на прошлогодний,а потом залез на дерево.