Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пуще прежнего погнал Чурила дымившегося коня. Радимовы людидвинулись было вперёд – пасмурный свет мелькнул на лезвиях мечей. Но узналикременецкого князя, расступились. Он же подлетел, осадил коня и с седланагнулся к носилкам.
На носилках лежал… не Радим, то, что от Радима осталось. Елешевелились поверх одеяла беспомощные руки, чью прежнюю силу Чурила хорошо знал.Сплошные повязки укрывали лицо, прятали глаза…
Радим почувствовал движение вокруг и прошептал:
– Вячко, ты?
Чурила спешился. Взял его руку и едва совладал с собственнымгорлом:
– Тебя ли вижу в скорби такой, княже Радим?
Услышав его голос, кругличанин встрепенулся. Но приподнятьсяне смог.
– Помирать к тебе ползу, Мстиславич… Прогонишь?
Суровые гридни снова зашагали вперёд. Чурила пошёл рядом сносилками.
– Бери нас, Чурило Мстиславич, – угрюмо сказалбоярин Доможир. Как почти все Радимовы люди, он был ранен и в седле держался струдом. – Не сражаться ему боле. Ты же после него воевода у нас первый!Бери нас, князь! Веди на хазар!
Чурила отозвался:
– Про то вечу решать… Расскажи лучше, отколь бедатакая?
Он смотрел на Радима, уже понимая, какую цену заплатил тотза науку, как дорого купил поздно пришедший ум.
Доможир рассказал.
Мохо-шад проболтался, не проехав половины дороги. Вся честь,что ждала Радима в столице хазар, звалась подчинением и данью. Лёгкой данью –для мира. А самому князю жить в городе Атыле гостем у хакана. Заложником, иначеговоря.
Радим обозвал Мохо шелудивой собакой и тут же велелповорачивать назад. Но царевич обиды не стерпел. Хоть и сорвалась рыба, апросто так не уйдёт.
Распрощались хазары, сами же ночью налетели на становищекругличан. Расшвыряли полтора десятка воинов, зарубив на месте почти половину.А самого князя схватили живым. Двоих людей не пожалели для этого в отчаяннойсхватке. Всласть поиздевались, да и бросили умирать на снегу…
И не видать бы больше госпоже Круглице своего Радима, еслибы не булгары. Крепко, знать, надоела доля заложника ханскому брату Органе… Сдвоими верными товарищами сбежал он от царевича Мохо. И увёз князя, разыскавего ещё живым.
Чурила шёл подле Радима, держа его руку в своей.
– Ко мне поедем, Радко. В Кременец.
Органа сидел в седле прямой как стрела, гордо уперев руку вбедро. Боярин Вышата подъехал к нему и спросил:
– Скажи… не видал ли ты у хазар нашего мальчишки…словенина?
Он до боли стиснул пальцами ремни поводьев.
– Видел, – ответил Органа. – Он чистилМохо-шаду сапоги и коня. И пусть вечное небо покарает меня, если я не предлагалему бежать вместе со мной. И если ему не помешала лишь собственная трусость.
Ничего не сказал боярин Вышата. Только, внезапнозадохнувшись, рванул ворот, и полетела прочь дутая серебряная пуговица…
Так они и въехали в Кременец. Носилки с Радимом, Чурила,воины кременецкие и круглицкие бок о бок… Переполошённый народ выскакивал издворов и шёл следом, словно на вече. Горестную повесть передавали из уст вуста, жалостливые жёнки утирались. Но все видели – совершилось-таки, слилисьнаконец две совсем было потерявшие друг дружку тропы…
В Новом дворе приготовили для Радима чистую ложницу. Хотелинести его туда немедля – носилки не поворачивались в узкой двери. Тут Чурила,не отходивший прочь ни на шаг, наклонился над Радимом, да и поднял его на руки.
Лёгким, совсем лёгким показался ему злосчастный князь.Бережно шагнул Чурила за порог – не тряхнуть бы, не качнуть…
– Мстиславич… – позвал Радим. Он не понял, чтопроизошло.
– Здесь я, – отозвался Чурила. – Ты потерпи.
Поползла вверх рука кругличанина – обнять за шею, но недотянулась, повисла… Верные гридни топали следом, скрипя ступеньками всхода.
В ложнице навстречу князю поднялся Абу Джафар. Ни за ним, низа иными лекарями послано не было: про всё подумать не успели. Абу Джафарпришёл сам.
– Не сердись, что я без твоего зова, ИбнМстиландж, – поклонился учёный. – Я, впрочем, считаю, что помощьможет являться и незваной…
– Я не знаю этого человека! – сипло сказалДоможир. – Он тёмен лицом, как Чернобогов слуга! Не дадим князя!
Чурила уложил Радима, и тот, почувствовав под собой твёрдуюлежанку, заметно успокоился, вытянулся, облегчённо вздохнул.
Чурила кивнул на Абу Джафара и сказал боярину:
– Хватит с тебя и того, что я ему доверяю. Лечить будетон. А лицом ты сам ныне не светлей…
Слова кругличанина наверняка задели табиба, но он ничемэтого не показал. Коротко сотворил молитву и приступил к делу так невозмутимо,точно и не князя отдали ему в руки, а ни на что не годного полуживого раба… НаЧурилу и восьмерых кругличан он внимания не обращал. Его тонкие пальцы ни разуне заставили Радима застонать.
Наконец он сказал:
– С помощью милосердного Аллаха и благодаря своейвнутренней силе твой друг, малик, может остаться среди живых, хотя ангел смертии приготовился унести его душу. Не в моей власти дать ему новые глаза и зажечьв них божественный свет, но для других его ран лекарство найдётся. Я принёсредкостный и драгоценный бальзам, именуемый – асиль, то есть благороднейший,безупречный…
Чурила перебил:
– Он должен жить. А за бальзам я тебе заплачу, хотя бымне пришлось продать коня.
Абу Джафар опустил глаза и покачал головой.
– Пусть принесут молоко и вино, – сказал онзатем. – Но не обижай меня, малик, я говорил не о плате. Здоровье твоегодруга будет для меня желаннейшей из желанных наград. Тебе некогда меня слушать.Но знай, что лекарством, которое я предлагаю, можно смазать разрезанную печеньбарана, и она срастётся даже вынутая из тела. Так велика его сила…
Рабыни бегом принесли требуемое. Абу Джафар вынул крохотныйстеклянный пузырь с тёмным и тягучим, как смола, веществом. Пробормотал что-тона своём языке. Снял крышку и зачерпнул костяной ложечкой драгоценный чёрныйасиль…
К вечеру круглицкие частью уехали к себе, иные же остались,не имея сил продолжать путь. В том числе Вячко и Доможир. Они хотели устроитьсяна ночь подле князя, но Радим предпочёл остаться один.
Ночью Чуриле не спалось… Они со Звениславкой так и жили вСтаром дворе, однако домой он не пошёл. Княгиня разыскала мужа и долгостаралась его успокоить, но всё вотще.
– Брата моего покалечили, – сказал ейЧурила. – Понимаешь?
Среди ночи он и вовсе поднялся и, одевшись, пошёл проведатьРадима.