С таким необычным уважением к доллару Рокфеллер не мог справиться с психологическим давлением Чикагского университета и других обязательств на благотворительность. По его словам: «Я наводил справки и действовал с таким напряжением добросовестности, что нервы чуть не отказались мне служить, и все это с тем, чтобы потом ощупью выбираться, без чужого руководства, на истинный путь ко все расширявшемуся кругу благотворительной деятельности. Тогда я был вынужден дать этим планам правильную организацию и руководство к прогрессу и их расширению, точно такую же, какую мы давали другим деловым планам»65. Цифры вложений Рокфеллера между 1889 и 1892 годами отражают увеличение объемов его пожертвований. От ста двадцати четырех тысяч в 1889 году (как раз перед крупным обязательством Гейтсу) его вложения подскочили до трехсот четырех тысяч в 1890-м, пятистам десяти тысячам долларов в 1891-м и затем невероятного одного миллиона трехсот пятисети тысяч долларов в 1892 году (сегодня двадцать два миллиона долларов), когда он повернул вентиль для Чикагского университета. Очевидно, он нуждался в человеке, который помог бы разобрать накрывшую его лавину обращений, и к концу 1889 года начал пересылать письма с просьбами Фредерику Т. Гейтсу. «Я все больше и больше расположен давать только через агентские организации», – сообщал он Гейтсу66. Наконец, в марте 1891 года, подорвав здоровье и слишком остро осознавая свои ограничения человека смертного, Рокфеллер вызвал Гейтса для конфиденциальной беседы:

«У меня неприятности, господин Гейтс. Давление этих обращений за пожертвованиями стало слишком велико и невыносимо. У меня значительные деловые обязательства и нет ни времени, ни сил, разбираться с этими прошениями должным образом. Я таким образом устроен, что не способен давать деньги с удовлетворением, пока не изучу ценность дела самым тщательным образом. Наведение справок теперь занимает больше моего времени и энергии, чем сама «Стандард Ойл». Я вынужден либо переложить часть груза, либо совершенно перестать давать. А последнего я сделать не могу».

«Действительно не можете, господин Рокфеллер», – ответил Гейтс.

«Потому мне необходим помощник. Я наблюдал за вами. Я думаю, что вы и есть тот человек. Я хочу, чтобы вы приехали в Нью-Йорк и открыли здесь контору. Вы можете помочь мне в моей благотворительной деятельности, проводя беседы, наводя справки и докладывая о требуемых действиях. Что скажете?»67

Гейтс согласился, и в марте 1891 года перевез семью в Монтклер, штат Нью-Джерси, и занял помещения в Темпл-Корт, недалеко от Бродвей, 26. На этом завершилась его карьера священника, и он стал владыкой земным. Поначалу Гейтс сохранил должность секретаря АБЕС и распределял деньги Рокфеллера по стране. К 1892 году он радостно заявил Рокфеллеру: «Образовательные заведения нашей конфессии более крупные, лучше распределены, лучше организованны и более действенны, чем у любой другой в Америке»68. Только после 1900 года мужчины начали строить революционные схемы, трансформировавшие старомодную благотворительность внутри конфессии в современную филантропию. К тому моменту Гейтс собрал группу советников, обученных по принципам Рокфеллера и в его методах и горящих его евангелическим рвением.

Оставшуюся часть жизни Рокфеллера состояние его здоровья порождало столько фантазий, сплетен и домыслов, что мы постараемся описать его здесь с некоторой точностью. Рокфеллер оставался подтянутым и моложавым, когда ему было далеко за пятьдесят. Он не стал холеным и грузным, как его собратья плутократы, и выглядел на десять лет моложе своего возраста. Какое же недомогание беспокоило его в начале 1890-х годов? Общий ответ – это переутомление, вызванное общим стрессом от работы и благотворительности. Как сказал его безотлучный спутник и врач-гомеопат доктор Гамильтон Биггар: «Еще немного, и это убило бы его. Господин Рокфеллер был на грани срыва… когда наконец позволил уговорить себя, что не может и далее выполнять работу нескольких человек силами одного»69. Но так как переутомление ослабило его иммунную систему, он поддался оппортунистическим болезням. В 1891 году по стране прошел грипп и сбил Рокфеллера с ног. Доктор Биггар диагностировал у него катар бронхов. Годами Рокфеллер страдал от проблем с печенью – в какой-то момент он купил «подушечку для печени» в местной аптеке и носил ее с благотворным эффектом, – а в начале 1890-х годов доктор Биггар накачивал его неизвестным варевом, которое состряпал от этого недуга.

Наиболее приятное волнение у публики вызывали продолжительные проблемы у Рокфеллера с пищеварением, моралисты были удовлетворены, убежденные, что, раз Рокфеллера нельзя привести к правосудию, по крайней мере, он будет мучиться телесными недугами. В начале 1890-х годов у него начались серьезные недомогания, возможно, даже язвы, связанные со стрессом, и он выглядел бледным и исхудавшим. Некоторое время, чтобы успокоить желудок, он обедал на Бродвей, 26, молоком с крекерами, спартанское питание, которое ему нравилось, и он иногда даже заказывал его по собственному желанию. Тем не менее он восстановился, и проблемы с пищеварением в их по-настоящему опасной форме больше не возобновлялись. Все же он оставался крайне привередливым в еде, откусывал маленькие скудные кусочки, и эта манера породила тысячи мифов о его загубленной пищеварительной системе. Годами ходили слухи, что у него постоянно открыто предложение на миллион долларов любому врачу, который восстановит его желудок.

Тем, кто верил, что Рокфеллера настигает божественная кара, было бы интересно узнать, что в ноябре 1888 года Сетти была серьезно ранена при взрыве спиртовой лампы и получила сильные ожоги рук и лица. Ей пришлось несколько недель провести в постели. Об этом страшном несчастном случае в письмах Рокфеллера лишь немного неясных упоминаний. Поневоле задаешься вопросом, не горел ли в лампе керосин «Стандард Ойл» и не превратил ли Рокфеллер ее в переписке в спиртовую. Могла ли жена Джона Д. Рокфеллера пользоваться спиртовыми лампами? Если Сетти стала жертвой некачественного керосина «Стандард Ойл», ее муж вполне мог рассматривать несчастный случай как небесную кару.

В 1891 году по распоряжению врача Рокфеллер взял отпуск и провел восемь месяцев в Форест-Хилл – главном семейном лекарстве от болезней. Его личный секретарь, Джордж Д. Роджерс, получил жесткие распоряжения беспокоить его только по срочным деловым вопросам. Впервые за двадцать один год его разум очистился от «Стандард Ойл». Восстанавливая здоровье, он работал вместе со своими рабочими фермы в поле, ездил на велосипеде, ел простую пищу и в шутку заявлял, что становится «великим концертным певцом»70. Традиционные средства сработали, как заклинания, и к июню 1891 года он написал Арчболду: «Я счастлив утверждать, что мое здоровье постоянно улучшается. Я едва ли способен рассказать вам, как по-другому я начинаю смотреть на мир. Вчера был лучший день за три месяца»71. К концу лета он набрал пятнадцать фунтов (ок. 7 кг), лицо приобрело цвет и он вернулся к более привычному расписанию. 23 февраля 1892 года он поручил Гейтсу отправить письмо попечителям Чикагского университета с обещанием еще миллиона долларов с такими словами: «Я делаю этот дар в благодарность всемогущему Богу за то, что вернул мне здоровье»72. На самом деле дар был в той же степени неохотным ответом на непредусмотрительные расходы Харпера, как и знаком благодарности Рокфеллера господу.