Согласно Гейтсу, Харпер уклонился от выполнения нескольких четких соглашений с Рокфеллером: что университет не окажется в долгах; не будет использовать дарственные фонды на здания университета; и не сформирует альянса ни с одним медицинским колледжем в Чикаго. Когда Гейтс перенес эти пункты на бумагу и попросил Харпера ознакомить с ней членов правления, она таинственным образом исчезла. Когда он упрекнул Харпера, что тот нанял новых дорогих профессоров и запустил новые периодические издания, президент университета просто игнорировал его. Гейтс настаивал, что следует отказаться от новых зданий, и вскоре после этого Харпер обратился к гражданам Чикаго с просьбой поддержать кампанию по строительству. Как и опасался Рокфеллер, Харпер поспешно скакнул от маленького колледжа к большому университету.

Пока Харпер увеличивал дефицит, его патрон продолжал добавлять миллионы к дарственным фондам, но давить на него можно было только до определенной степени. Как выяснили легионы его деловых конкурентов, иногда Рокфеллер долго нащупывал решение, затем действовал стремительно и решительно. «Я предупреждал доктора Харпера, – сказал Гейтс. – Я предупреждал его неоднократно. Я предупреждал его словами, действиями, и всеми возможными способами»87. Иногда, когда Харпер приезжал в Нью-Йорк, Гейтс думал, что президент осознал свою ошибку. Затем Харпер возвращался в Чикаго и продолжал прежние свободные траты.

После нескольких лет бесплодных препирательств, в начале 1897 года университет все еще пытался справиться с дефицитом двухсот тысяч долларов, и Рокфеллер решил, что с него довольно. В обход Харпера он пригласил двух представителей из Чикаго, Гудспида и Генри Раста на встречу с Гейтсом и Младшим. Сам Рокфеллер не посещал эти встречи, поручив переговоры своим представителям. В этот исторический момент Гейтс выразил сожаление Рокфеллера, что Харпер не способен собрать деньги из внешних источников и сократить дефицит. Как подчеркнул Гейтс, Рокфеллер верил, что некоммерческим организациям следует еще более осмотрительно обращаться с деньгами, чем коммерческим:

[Рокфеллер] полагает, что образовательным заведением следует управлять гораздо более консервативно, чем, к примеру, банком или даже сберегательным банком или трестом. Этим компаниям достаточно убедить вкладчика или инвестора, что о его фондах должным образом позаботятся за то ограниченное время, пока они вложены. Но университет вкладывает фонды тех, кто хотел бы сделать инвестиции на благо человечеству, и этот вклад должен сохраняться, если возможно, пока стоит мир88.

Как до него доктор Огастус Х. Стронг, Харпер капитально просчитался, обращаясь к Рокфеллеру за деньгами. Гейтс отметил, что Рокфеллер давно планировал основать большой университет и имел для этого достаточно ресурсов. Но его задевали беспечность и бесцеремонность, с какими Харпер донимал его по поводу денег. «У господина Рокфеллера постепенно складывается впечатление, что методы получения помощи от него слишком часто напоминают принуждение, – сказал Гейтс. – Запросы поступают к нему практически в форме обязательных взносов»89.

Встреча завершилась признанием заслуг Харпера, и Гейтс донес унизительный упрек, касающийся его руководства. Прочитав стенограмму встречи, Рокфеллер попросил, чтобы с ней ознакомился каждый член правления университета, а затем предпринял необычный шаг и положил документ в сейф, как завет своих будущих пожеланий для школы. Через два месяца попечители Чикагского университета ввели серьезные перемены. С тех пор Рокфеллера должны были уведомлять о новых расходах и давать шанс возразить. Гейтс вступил в правление годом ранее, через год за ним последовал Младший, давая Джону Д. прямое представительство в управлении университетом.

Пропасть, которая разверзлась между покровителем университета и его харизматичным президентом причиняла боль обоим мужчинам, до сих пор пользовавшихся близкими отношениями отца и сына. Теперь, когда нельзя было просить Рокфеллера о деньгах, Харпер потерял легкий доступ, который давно чтил. Эмоциональному Харперу, склонному и к диким восторгам, и к безутешному унынию, было сложно молчать в присутствии патрона. Поговаривали, что, когда ему запретили напрямую говорить с Рокфеллером о деньгах, Харпер обошел запрет и вслух молился о деньгах в его присутствии. Если история правдива, вероятно, он так и не усвоил урок, который Рокфеллер нехотя и неоднократно пытался преподать ему.

Даже когда в 1890-х годах Рокфеллер попытался сместить внимание в сторону от бизнеса, политическая реакция против него получила новый толчок, и он уже не мог отказаться от своего блестящего, но запятнанного послужного списка. Когда он пытался идти вперед, его прошлое в общественном воображении вырисовывалось еще крупнее. За следующие двадцать лет оно все возвращалось и следовало за ним, как тень, от которой невозможно убежать.

Антитрестовский закон Шермана, как правовой акт, оказался неэффективным. Реальная угроза для «Стандард Ойл» зародилась в маловероятном месте: маленьком книжном магазинчике в Колумбусе, штат Огайо. В 1889 году молодой республиканец, прокурор штата, Дэвид К. Уотсон зашел однажды вечером в магазин и наткнулся на тонкую книжку Уильяма У. Кука в дешевом переплете под названием «Тресты: последние комбинации в отрасли». Он купил книгу и внимательно читал до поздней ночи. В приложении Уотсон с большим интересом обнаружил поступок треста «Стандард Ойл», о котором не знал раньше. Он с изумлением узнал, что последние семь лет «Стандард Ойл, Огайо» действовала в нарушение лицензии штата, передав основной контроль над организацией доверенным лицам вне штата, в Нью-Йорке. Воспользовавшись открытием, в мае 1890 года Уотсон подал прошение в Верховный суд штата о начале судебного расследования против «Стандард» в Огайо, требуя, ни больше, ни меньше, как роспуска «Стандард Ойл».

Руководители «Стандард Ойл», как всегда, отнеслись к этому событию с пренебрежением, сочтя меры явными угрозами их деловых врагов. Фрэнк отправил письмо Джону со словами, что он «не уверен, кто следователи, но, думаю, приложили руку кливлендские переработчики», и домыслил, что Уотсон получил сведения от Джона Шермана1. Опровергая обвинения, адвокат «Стандард», Сэмюэл К. Т. Додд, предложил тот же юридический фиговый листок, которым концерн прикрывался годами: акции «Стандард» в Огайо были переведены доверенным лицам компании в Нью-Йорке частными акционерами, а не самой компанией. К этому моменту хитрость уже поистрепалась.

По иронии судьбы, этот выпад против «Стандард Ойл» произошел в консервативном промышленном штате, где ее влияние было вездесущим. Как закоренелый республиканец, вносящий пожертвования, Рокфеллер воспринял это, как черную неблагодарность, и сетовал другу в Кливленде, что «мы не получили честного отношения от Республиканской партии»2. Марк Ханна, важная фигура партии, особенно не склонный подбирать слова, отправил сообщение Уотсону в категоричных выражениях, сообщая, что «Стандард Ойл компани» «управляют одни из лучших и влиятельных людей страны. Они в основном все республиканцы и были наиболее щедры в своих пожертвованиях партии, и, насколько я лично знаю, господин Рокфеллер всегда молча вносил свой вклад»3. Хотя Ханна убеждал его отказаться от дела, Уотсон не уступил. Рокфеллер мягко отрицал, что знал о действиях Ханны, но память удобным образом подвела его, так как 7 апреля 1891 года тот написал ему: «Я поймал нашего выдающегося прокурора Уотсона на днях и высказал ему свое мнение»4. Преемник Уотсона, Фрэнк Моннетт, утверждал, что Уотсону шесть раз предлагали взятки, чтобы закрыть дело, – один раз даже сто тысяч долларов наличными, – но Моннетт так и не предоставил подтверждений, возможно, опасаясь реакции «Стандард Ойл» в отношении его источников.