показала мне язык и покрутила у виска, это вновь задело меня, потому что на мое добро ты отплатила злом.

Я сердито нахмурилась.

– Это неправда! Я такого не помню.

– Зато помню я.

Неужели я, правда, себя так вела? Но к чему Шандору выдумывать?

– Боже, какое ребячество! Мне стыдно за свое поведение.

Я вновь попыталась вернуться воспоминаниями в тот день, но так и не смогла вспомнить того прощального момента, о котором рассказал Шандор.

– Когда ты узнал меня? В «Варенике»?

– Нет, раньше. Еще на первом курсе. Я увидел твою косу, и сразу вспомнил ту девочку. Я подумал, что сейчас она могла бы выглядеть как ты. Я не помнил ее лица, но мне казалось, ты на нее похожа. А когда я услышал твое имя, то утвердился в мысли, что это могла быть ты. В кафе я получил этому практически стопроцентное доказательство. Твой отец врач, а мать учительница. Для случайного совпадения слишком много факторов.

– Ты помнил о моих родителях все эти годы?

– О да, я должен был распознать тебя среди остальных. С детской наивностью я думал, что встречу тебя и докажу, что не дурак, что знаю не меньше тебя. Но понимал, что ты тоже не стояла в развитии на месте, и если еще до школы умела читать и считать, то наверняка была на шаг впереди, и это стимулировало меня к дальнейшему развитию. И те книги по истории, которые я взял у Глеба, должны были поднять меня на ступень выше. Мне кажется, после их прочтения я уже не думал, превзошел ли я тебя по своим знаниям, или также уступаю, я просто увлекся историей, и это стало смыслом моей жизни.

– О, в тот день в кафе твое оскорбленное самолюбие наконец-таки было удовлетворено. Ты понял, что я в своем развитии остановилась где-то в девятом классе.

Шандор нахмурился.

– Я никогда так не думал. Ты умная и способная девушка, просто сильно в себе сомневающаяся. Ты хорошо знаешь историю, особенно историю нашей страны, и положительные отметки в твоем будущем дипломе лишнее тому подтверждение.

Я снова откинулась на спинку лавочки, моя рука оставалась в его руке. Я находилась под впечатлением от услышанного и не переставала думать о перипетиях судьбы, вновь столкнувших нас друг с другом. И хоть Шандор отказывался верить в знаки, я еще сильнее утвердилась в мысли, что все происходящее с нами не случайно. И если мы встретились с ним спустя десять лет после первого знакомства, то не может быть, чтобы судьба не свела нас вновь в будущем. Все это для чего-то нужно. Это какое-то испытание, и, преодолев его, мы обязательно будем вместе. Только когда?

– Я готов принять твои извинения, – вывел Шандор меня из раздумий.

– В какой форме ты хочешь их получить?

– В устной вполне достаточно.

– Нет, Шандор, я не буду извиняться. Если бы я сделала это тогда, все могло бы быть по-другому, правда? И я бы не встретила тебя вновь. Поразительно, как одно слово… или один поступок способен изменить целую жизнь.

Услышал ли он в моих словах намек на нынешние обстоятельства?

– Да, – вздохнул он, – но необязательно в худшую сторону… как ты могла убедиться.

Услышал…

– У тебя на все есть ответ, да?

– Нет, Лизавета. Ни на все.

Глава пятнадцатая

И вот настал этот роковой день, хоть я и настраивала себя думать о нем иначе. Внутри поселилась тревога и не давала вздохнуть полной грудью. Чтобы прогнать ее, с самого утра занималась дыхательной гимнастикой и медитировала. Вроде отпускало, но ненадолго.

Для торжественного мероприятия я надела белое шифоновое платье с широкой юбкой и подкладом, в зоне декольте квадратный вырез, лиф на резинке, рукава в виде фонариков. Прочь высокий каблук и шпильки. Им я предпочла босоножки с открытым носом и устойчивой пяткой на невысоком тонком каблуке. Мама заплела мне французскую косу, но не по центру головы, а от левого виска наискосок вправо, и конец косы перекинула спереди на грудь. Именно такую Шандор выделил меня среди остальных, такую полюбил, с такой и расстанется. Я взяла небольшую сумку, в которую мог уместиться диплом, мама побрызгала меня духами, и я поехала на вручение диплома.

Это событие проходило в актовом зале. Я нашла Слободу в первых рядах около окна, улыбнулась ему. Он в белой рубашке и темных брюках со стрелками, причесан и гладко выбрит.

Первыми награждали тех, кто особенно отличился в учебе – выпускников с красными дипломами. В их числе Шандор. Ребята из нашей группы встретили его выход бурными овациями и свистом. Слобода был сдержан в проявлении эмоций, словно для него получение красного диплома – обычное дело.

Опустившись на кресло, он даже не раскрыл свой новый документ, уткнувшись в него пустым взглядом. А где же радость? Разве не к этому он стремился все пять лет? Я протянула к нему руку и сжала его кисть. Он мгновенно отреагировал на мое прикосновение и поднял глаза. Пасмурные и далекие. Я одними губами поздравила его, несколько секунд мы смотрели друг на друга, а затем я отвернулась, чтобы встретить аплодисментами следующего выпускника, которому вручали диплом.

Когда с официальной частью закончили, наша группа отправилась в кафе. Мы с Шандором чуть задержались в университет, потому что у меня был разговор с Леной. Она не собиралась оставаться на празднование, и хотела лишь напомнить о нашей договоренности и узнать результат. Несколько дней назад я звонила бабушке, попросила у нее временного приюта для своей подруги, и, не раздумывая, она дала свое согласие. Ведь речь шла о моей подруге. Но я все же намекнула бабуле, что Лена бывает немного эксцентричной, и если бабушке что-то в моей подруге не понравится, она имеет полное право ее выгнать. Бабушка только похохотала в ответ, сказала, что найдет управу на любую эксцентричность.

Узнав о согласии моей бабушки принять ее у себя, Лена снова кинулась меня обнимать, расцеловала в обе щеки, и, записав адрес, хотела скорее бежать, словно ей не терпелось быстрее отправиться в Анапу, но вдруг остановилась.

– Не хотела тебе говорить, – начала Лена, – но, наверное, ты должна знать.

Она выдержала паузу, загадочно улыбаясь и интригующе глядя мне в глаза.

– Тебе достался на редкость преданный парень. Я думала таких уже нет. А как он тебя любит! Я даже чуточку завидую. Правда, он не в моем вкусе, я предпочитаю парней пониже и блондинов, но все равно не устояла перед