Эберт, Вольфганг Гейне), которая считала, что социализма можно достичь реформистской парламентарно-демократической политикой, а не насильственной социальной революцией.

Положение канцлера осложнялось вставшей перед ним дилеммой. В проведении дальнейших социальных реформ и либерализации режима он должен был опираться в рейхстаге на левые фракции, которые настойчиво требовали установления парламентарной системы в империи. Такой курс означал конфликт с консерваторами, опиравшимися на сочувствие и поддержку высшей бюрократии и офицерского корпуса. Отказ же от проведения дальнейших реформ мог привести только к росту противоречий и социальной напряженности в обществе, чего кабинет в преддверии надвигавшейся войны всеми силами стремился избежать.

Консерваторы обвиняли Бетман-Гольвега в слабости, их не устраивала осторожность позиции канцлера, они считали его политику гибельной для страны, а выдвигаемые им задачи — достойными торговцев, миссионеров или ученых, но не великого народа.

Леволиберальная и социал-демократическая оппозиция критиковали кабинет главным образом по вопросам внутренней политики. Так же, как и консерваторы, оппозиция слева осуждала нерешительность Бетман-Гольвега, но с противоположных позиций. Она считала, что политика канцлера недостаточно отвечает демократическим веяниям времени и слишком часто уступает давлению правых партий.

Однако компромиссность линии Бетман-Гольвега выражала не только его колебания, но и определенный политический курс, направленный на то, чтобы, не слишком задевая интересы консервативно-монархических кругов, приблизить к правительству либеральную буржуазию и усилить позиции реформистов в социал-демократической партии.

Империя на пороге войны

В нач. XX в. Германия оказалась в ситуации почти непрерывно ею же провоцируемых международных кризисов, каждый из которых все ближе подталкивал Европу к большой войне.

В последнее пятилетие перед войной положение и внутри страны, и на международной арене неуклонно ухудшалось. Крупномасштабная финансовая реформа империи провалилась, на выборах 1912 г. правые партии потерпели сокрушительное поражение и социал-демократы стали сильнейшей фракцией в рейхстаге. Затеяв авантюру с «прыжком Пантеры» в Агадир, министерство иностранных дел, возглавляемое Альфредом Кидерлен-Вехтером, добилось лишь сплочения рядов Антанты против центральных держав, в результате чего позиция третьего партнера, Италии, становилась все более сомнительной. Однако еще более зловещими были неудержимо развивавшиеся события на Балканах, угрожавшие существованию Габсбургской империи. То, что эти события не вызвали даже намека на какие-либо реформы во внутренней или внешней политике Германии, означало, что война как способ разрешения политических проблем стала рассматриваться как нечто само собой разумеющееся.

В последние предвоенные годы правительственная машина Германии уподобилась почти неуправляемой повозке, неудержимо катящейся в пропасть. Уже не было никакого коллективного органа, никакого штаба, который мог бы реалистично оценить степень и характер опасности. Образно говоря, «повозка немецкого государства сломя голову мчится сквозь бурю, справа и слева воют волки, готовые напасть на лошадей, а на козлах сидят два беззаботных городских франта, имеющие столь же мало понятия о том, как обращаться с лошадьми, как и о местности, по которой они едут. Внутри же сидят господа, в руках которых находятся сильнейшая армия и второй по силе военно-морской флот мира, и эти господа настолько уверены в совершенстве своих стратегических планов, что даже не дают себе труда выглянуть в окно и убедиться в том, что повозка катится все еще по правильной дороге. Поэтому никто не смотрит на предупредительные знаки и не слышит тревожных криков соседей. В повозке находится также верховный главнокомандующий. На нем великолепный мундир, вид у него очень воинственный, но он не уверен в себе, смущен, растерян, и все же его постоянно тянет на грубые, агрессивные действия, которыми он пытается прикрыть свой страх и подтвердить свое мужество и авторитет. Агрессивность приобретает параноидальный характер лишь тогда, когда высочайшее лицо чувствует себя обиженным, когда оно ощущает угрозу ущемления своего неустойчивого самолюбия»[158].

Весной 1912 г. британское правительство направило в Берлин министра обороны лорда Ричарда Холдейна с предложением замедлить гонку военно-морских вооружений. Вильгельм II запретил и канцлеру, и государственному секретарю министерства иностранных дел встречаться с лондонским парламентером. Император и адмирал Тирпиц в грубой форме отвергли предложение о переговорах, а в заключение император заявил: «Мое терпение и терпение немецкого народа иссякли». Полгода спустя возникло впечатление, что Австрия и Германия готовы использовать Балканскую войну как повод для нападения на Францию и Россию. Тот же Холдейн заверил посла Германии в Лондоне, что Англия не потерпит немецкой гегемонии в Европе и выступит на стороне Франции. Вильгельм II воспринял это заявление как «воинственный вызов». Дни напролет он бушевал от ярости. Наследнику австрийского престола кайзер написал, что заявление Холдейна было «истинно английским», т. е. «исполненным яда, ненависти и зависти», направленным против хороших отношений между Австрией и Германией. Принцип «balance of power» (равновесия сил) является «чепухой», которая превратит Англию «в нашего вечного врага». Вот что дословно написал император на полях одного из документов: «Лишь потому, что Англия слишком труслива для того, чтобы открыто бросить Францию и Россию на произвол судьбы, слишком нам завидует и ненавидит нас, другие державы лишаются права защищать мечом свои интересы».

В таком возбужденном состоянии кайзер 8 декабря 1912 г. созвал своих «верных сподвижников из армии и флота» на военный совет для того, чтобы по всей форме обсудить с ними наилучшее время и наилучший метод развязывания войны против мировых держав — Англии, Франции и России. Лично он выступал за немедленное начало войны: по его мнению, Австрии нужно было «как следует» нажать на Сербию. За этим последовало бы объявление войны со стороны России, что позволило бы Германии «со всей яростью вести войну против Франции». Подводная война и минная война на Темзе должны были удержать англичан от вмешательства в события на материке. Начальник генерального штаба фон Мольтке был согласен, что большая война неизбежна, и чем раньше она начнется, тем лучше, но полагал, что до ее начала в немецкой прессе «следует лучше обеспечить народный характер войны против России».

В 1909–1912 гг. Германия несколько раз предпринимала неудачные попытки обеспечить британский нейтралитет, соглашаясь взамен на уменьшение своих флотских программ. Такая политика «маятника», попеременной ориентации то на Россию, то на Англию, свидетельствовала о том, что германская внешняя политика оказалась в тупике. Марокканские кризисы 1905 и 1911 гг., вызванные немецким стремлением утвердиться в Северной Африке, показали растущую изоляцию Германии, которая определенно могла рассчитывать только на поддержку стремительно слабевшей Австро-Венгрии. Италия, отношения которой с Габсбургской империей явно ухудшились из-за противоречий на Балканах, формально оставаясь членом Тройственного союза, все более переориентировалась на Францию.

Чувствительный удар по германским планам утверждения на Ближнем и Среднем Востоке нанесли две Балканские войны 1912 и 1913 гг. В итоге первой из них Турция, находившаяся из-за своей экономической зависимости под сильным немецким влиянием,