Такова была, так сказать, политическая сторонавопроса; но у Кровоточащих Сердец имелись и другие доводы против того, чтобыдопускать в Подворье иностранцев. Они утверждали, что иностранцы все нищие; ихотя сами они жили в такой нищете, что дальше, кажется, уж идти некуда, это неослабляло убедительности довода. Они утверждали, что иностранцев всех держат вподчинении штыками и саблями; и хотя по их собственным головам немедленноначинала гулять полицейская дубинка при малейшем выражении недовольства, это всчет не шло, потому что дубинка — орудие тупое. Они утверждали, что иностранцывсе безнравственны; и хотя в Англии тоже кой-когда бывают судебныеразбирательства и случаются бракоразводные процессы, это совершенно другоедело. Они утверждали, что иностранцы лишены духа независимости, поскольку их неводит стадом к избирательным урнам лорд Децимус Тит Полип с развевающимисязнаменами, под звуки «Правь, Британия».[64] Чтоб больше не утомлять читателя,скажем только, что они еще многое утверждали в таком же роде.

Против всех этих доводов должен был бороться,как умел, прихрамывающий иностранец с клюкой. Правда, он был не совсем одинок вэтой борьбе — мистер Артур Кленнэм рекомендовал его Плорнишам, жившим по той желестнице, — но все же шансы складывались далеко не в его пользу. По счастью,Кровоточащие Сердца были добрые сердца, и видя, как этот маленький человечек сприветливым лицом весело ковыляет по двору, никому не делая зла, не хватаясьчуть что за нож, не совершая никаких вопиюще безнравственных поступков; видя,как он живет, перебиваясь с хлеба на молоко, и по вечерам играет с ребятишкамимиссис Плорниш, они мало-помалу склонились к решению, что, хоть у него нетнадежды когда-либо сделаться англичанином, было бы жестоко еще наказывать егоза это печальное для него обстоятельство. Они стали снисходительноприноравливаться к его уровню, обходились с ним, как с ребенком, хотя иназывали его «мистер Баптист», бесцеремонно хохотали над его привычкой усиленножестикулировать и его английской речью, напоминавшей младенческий лепет, — темболее что он нимало не обижался и сам хохотал громче всех. Обращаясь к нему,они не говорили, а кричали, словно он был глухой. Чтобы он лучше усвоилправильный английский язык, они составляли фразы, весьма похожие на те, какимидикари объяснялись с капитаном Куком или Пятница с Робинзоном Крузо. Особенныхуспехов достигла в этом трудном искусстве миссис Плорниш; ее знаменитаясентенция: «Я надеяться ваш нога скоро здоров» — считалась в Подворье сказаннойпочти по-итальянски. Миссис Плорниш и сама уже склонна была думать, что у нееврожденные способности к этому языку. Для расширения словаря иностранца,популярность которого все росла, употреблялись в качестве наглядных пособийпредметы кухонной утвари; и стоило ему показаться во дворе, как изо всех дверейвыскакивали хозяйки и наперебой кричали: «Мистер Баптист — чайник!», «МистерБаптист — скалка!», «Мистер Баптист — кочерга!», «Мистер Баптист — ситечко!» —размахивая поименованными предметами и внушая ему непреодолимый ужас передтрудностями англосаксонской речи.

Так обстояли его дела, когда — примерно натретьей неделе его проживания в Подворье — он имел счастье возбудить симпатиимистера Панкса. С миссис Плорниш в качестве переводчицы последний явился в упоминавшуюсяуже мансарду и застал ее жильца с увлечением вырезывающим что-то по дереву припомощи самых нехитрых инструментов. Скудость обстановки, состоящей из стола,стула и жиденького тюфячка на полу, заменявшего кровать, совершенно не мешалаему обретаться в самом жизнерадостном расположении духа.

— Ну-с, приятель, — сказал мистер Панкс. —Платите за квартиру.

Жилец тотчас же достал деньги, завернутые вбумажку, и подал ему, улыбаясь во весь рот; затем выставил вперед столькопальцев правой руки, сколько было шиллингов, и еще провел поперек одного пальцарукой, изображая полшиллинга.

— Ишь ты, — сказал мистер Панкс, глядя на негос удивлением. — Вот, значит, как? Платим в срок и сполна? Что ж, тем лучше. Но,признаться, не ожидал.

Тут миссис Плорниш соблаговолила вступить всвои обязанности переводчицы и объяснила мистеру Баптисту:

— Его довольный. Его получал деньги оченьхорошо.

Маленький человечек снова улыбнулся и закивалголовой. Мистер Панкс вдруг почувствовал что-то неотразимо привлекательное вэтой сияющей физиономии.

— Как его больная нога? — спросил он у миссисПлорниш.

— Лучше, сэр, гораздо лучше, — сказала миссисПлорниш. — Мы думаем, дней через пять-шесть он уже сможет ходить без палки.(Такой удобный случай, конечно, нельзя было упустить, и миссис Плорниш блеснуласвоим искусством, объяснив мистеру Баптисту не без законной гордости: «Егонадеяться ваш нога скоро здоров».)

— Веселый малый, как я погляжу, — сказалмистер Панкс, с интересом рассматривая его, точно заводную игрушку. — На что онживет?

— А он, видите, цветы вырезает по дереву, —сказала миссис Плорниш, — и такой оказался искусник, просто на диво. (МистерБаптист, следивший за выражением их лиц, тотчас же протянул свое изделие.Миссис Плорниш поспешила перевести еще невысказанную мысль Панкса: «Егодовольный. Еще раз хорошо!»)

— И на это можно прожить?

— Ему очень немного надо, сэр, а со временемон, думается, будет зарабатывать неплохо. Это занятие ему приискал мистерКленнэм; он и у себя на заводе находит ему всякие поделки — попросту говоря,придумывает, чтоб дать ему заработать.

— А в свободное от работы время что он делает?

— Да почитай что ничего не делает, сэр, —ходить-то ведь ему еще трудно. Бродит по двору, болтает с кем придется, хоть неочень-то они понимают друг друга; то с детишками поиграет, то просто посидит,погреется на солнышке — он где угодно расположится, точно в кресле — и всегдавеселый, поет, смеется.

— Смеяться он, видно, мастер, — отозвалсяПанкс. — У него каждый зуб во рту смеется.

— А иногда дойдет до выхода на улицу, —продолжала миссис Плорниш, — поднимется по ступенькам, стоит и смотрит. И такчудно смотрит! Кто говорит, это он родину свою высматривает вдалеке, ктоговорит — ждет кого-то с опаской, а кто и вовсе не знает, что сказать. МистерБаптист, по-видимому, уловил общий смысл ее слов — быть может, сумел подметитьи истолковать мину, с которой она изображала, как он «стоит и смотрит». Вовсяком случае, он вдруг закрыл глаза и, тряхнув головой с видом человека,который знает, что делает, произнес на своем родном языке: «Ладно уж!» —«Altro».

— Что значит Altro? — спросил Панкс.