– А в чем тогда?

Листопад снова перевел свой взгляд на девушку:

– В самый первый момент, когда соприкоснулись наши судьбы, я почувствовал, кроме страха и того, что ты убиваешь меня, что-то еще.

Оденсе чуть откинулась, чтобы увидеть выражение на лице монаха, стараясь, впрочем, не сбросить его руку.

– Что же?

Листопад несколько озадаченно покачал головой, глядя ей в глаза:

– Я не знаю. Но из-за того, что я чувствую это «что-то», мне все время кажется невероятно важным уберечь тебя от опасностей. Чтобы ты осталась жива. В облике монаха мне это было бы сделать проще. Сошли бы за монаха и его пленницу. Для людей все монахи на одно лицо, и наш путь быстро бы затерялся среди сотен подобных, так что преследовать нас было бы крайне затруднительно. Никто бы не посмел задавать лишних вопросов или чинить препятствия. Ты была бы в большей безопасности, чем сейчас.

– Но мне было бы все время холодно и тоскливо.

– Что делать… В твоем случае полная безопасность сопровождается именно тоской и холодом, – усмехнулся монах. – Да уж, вот так, в обнимку, посидеть возможности бы не было. А это, оказывается, может быть приятным.

Он хотел при этом потрепать ее по-дружески за плечо, но вышло ласково и нежно, и оттого совсем неловко. И вдруг Оденсе в ответ на это движение обняла его, обхватив обеими руками, и крепко прижалась.

– Спасибо тебе, – и, доверчиво заглянув в его глаза, она совершенно по-детски заявила: – Мне тоже с тобой очень и очень хорошо!

Их путешествие продолжалось. Как-то вечером они выехали на берег реки. С высокого крутого обрыва открывался вид на другой берег, расположенный значительно ниже.

– Нам туда? – спросила Оденсе.

Монах кивнул:

– Пройдем вдоль берега – там через пол-лиги есть брод, переберемся на ту сторону.

– Смотри, – Оденсе тронула монаха за руку, – люди!

По противоположному берегу в их сторону тянулись одна за другой подводы длинного обоза.

– Переселенцы, – констатировал Листопад. – Не беженцы – смотри, как все чинно сложено на телегах, укладывались явно не второпях. И на оборванцев не похожи – вон клети с птицей, да и корова плетется. Просто переселенцы.

– Может, они идут туда же, куда и мы?

– Даже если и так, – в голосе монаха звучало сомнение, – нам все равно не по пути.

– А вдруг кто-то ищет монаха с девушкой, пропавших из Лорьярда? Прибившись к обозу, будем более незаметны.

– Не знаю, что тебе сказать. Мы для них чужие – они нас выдадут, стоит только кому-нибудь задать неудобный вопрос. – Листопад заглянул девушке в глаза. – С чего это ты вдруг заговорила про преследование? Это ваши женские предчувствия или какие-то штучки берегинь?

– Даже если о моем существовании, как ты говоришь, орден не знает, то тебя в любом случае начнут искать. Пропавший монах, да? Которого последний раз видели в гостинице Лорьярда с какой-то девушкой? А куда они уехали? Думаешь, так сложно будет найти нас? Даром что ты как монах не выглядишь…

– Может быть, последний инцидент виноват в том, что ты стала больше задумываться о возможных опасностях? Ты пугаешься, и они стремительно разрастаются в твоем воображении? Меня раньше чем через месяц точно не хватятся. Будет пропущен ежемесячный отчет в Хальмгард, и только потом оттуда пришлют проверку. Так что еще есть время наслаждаться свободой.

– И беспечно оставлять следы, появляясь вдвоем то тут, то там, явно указывая направление своего бегства?

Лошади шли шагом, не мешая наездникам переговариваться.

– Направление, – хмыкнул Листопад. – Все знают, если путь ведет в Харад, при пересечении его границы твой след будет стерт. Это как… как попасть в Небывалое королевство – даже если все вокруг будут знать, что ты там, все равно найти никто не сможет. Так зачем путать следы до этого?

Берегиня молчала.

– И потом, пристав к обозу, мы потеряем скорость.

– Да. Но если в следующий город мы войдем вместе с ними, разве это не будет хорошо для нас?

– Не вижу в этом ни особых плюсов, ни минусов. Ладно, давай не будем опережать события. Пусть все идет, как идет. И к тому же мы не знаем, туда ли они направляются. И еще один момент: если они проявят дружелюбие и мы пристанем к ним, я очень прошу тебя – не отходи никуда, не предупредив. Особенно по ночам.

Брод оказался глубоким. Листопад скинул с себя верхнюю одежду и, сложив ее в плащ, связал его края. Он направился к реке, потянув за собой лошадь. По мере продвижения он все больше погружался в воду. В какой-то момент дно под ногами исчезло, и Листопад поплыл, схватившись одной рукой за шею лошади, а другой держа над головой узел с вещами.

Берегиня, не веря своим глазам, наблюдала за его действиями.

«Сейчас ноябрь, а мне придется лезть в холодную воду! У меня нет сменной одежды, и я так давно не плавала, что, боюсь, уже не умею этого делать». – Ей было очень страшно. Она топталась на мокрой гальке вплоть до возвращения клацающего зубами монаха обратно.

– Р-раздевайся… – Листопада колотила дрожь. – И приготовься – там очень холодно.

Оденсе мужественно сбросила с себя почти всю одежду и связала ее так же, как до этого делал монах. Оставшись в недлинной нижней рубахе, она спряталась от глаз мужчины за крутым боком лошади.

– Я готова.

Листопад несколько раз выдохнул, по его коже пробежали мерзкие мурашки. Предстояло снова окунуться в неспешную неприветливость потока.

– Узел свой давай сюда. Я его сам переправлю. И держись за гриву лошади, но не налегай особо – так, для равновесия только. Поняла?

Вода обожгла ей кожу, а когда Оденсе погрузилась по горло, стало трудно дышать. В висках застучала кровь:

«Быстрей, быстрей!»

Лошадь всхрапнула, чувствуя, как уходит из-под ног дно, но продолжала двигаться вперед, послушно следуя за сильной рукой монаха.

Оденсе, подавив желание вскарабкаться на животное, старательно гребла свободной рукой. Из воды девушка выскочила, совершенно забыв про стыдливость. Рубашка облепила ее тело, как вторая кожа, и бесстыдно просвечивала насквозь. Оденсе прыгала на камнях, разгоняя кровь, забыв про все на свете, кроме желания согреться.

На Листопада было жалко смотреть. Девушка выхватила из его скрюченных пальцев узел со своими вещами и, сбросив с себя мокрую рубашку, принялась натягивать платье прямо на мокрое тело. Носки, надетые на ледяные ноги, показались чуть ли не благословением. Завернувшись в плащ, Оденсе протяжно и с облегчением выдохнула:

– Фу-у, ужас какой… Больше никаких рек! Что это за брод, если по нему перейти нельзя, а плыть приходится? – Оденсе снова принялась прыгать. – Послушай, если здесь так глубоко, как люди на подводах переправились?