– Это, конечно, не гостиница в Лорьярде, но и не твой чердак, в конце концов. Условий нет, но можно и потерпеть.

– Я не про это. Мне не понравилось, как он смотрит.

– Кто? Хозяин? И как?

– Он не смотрит в глаза.

– М-да? Ну мало ли… – Листопад завернулся в полы плаща и, поджав ноги, стал готовиться ко сну. – Может, у него манера такая? Или он смутился – живет один, людей видит крайне редко. И вообще, как он может тебе не нравиться? Кажется, ты не имеешь права судить людей?

– Кажется, мы не разговариваем! – фыркнула Оденсе, поворачиваясь к нему спиной.

К аромату сена, на котором они спали, примешивался запах ромашки, охапки которой сушились под крестовиной потолка.

Листопада разбудил странный сдавленный звук. Ночь была слишком тиха, чтобы он пропустил его, не обратив внимания. Монах открыл глаза и не увидел на противоположном конце сеновала женского силуэта. Свесился вниз и нахмурился, вглядываясь в странную тень внизу на земле.

Спросонья он не сразу все понял. Но уже через секунду его захлестнула ярость, и Листопад слетел вниз с сеновала, минуя лестницу.

Пустивший их на постой хозяин зажал Оденсе у стены. Половина ее лица была скрыта под широкой мужской ладонью. Второй он жадно шарил по ее телу.

Как только Листопад отшвырнул мужчину от Оденсе, она принялась кричать. Рука, зажимавшая ее рот, пропала, и весь испытываемый ужас вырвался наружу.

– Ты чё, ты чё, – шипел оттаскиваемый монахом мужик. – Не твоя ж баба! Порознь спите! Какая тебе разница?

Без единого слова Листопад несколько раз ударил его кулаком в лицо.

– Отпусти! Я все понял! – заверещал хозяин сеновала уже во весь голос. Он неловко махал руками в ответ, не попадая в цель и молотя по воздуху. – А-а-а!

Берегиня тихонько плакала. Она отползла в самый дальний угол и сидела, обхватив руками колени, в которых прятала лицо.

– Ух, если ты ей только что-то сделал! – Листопад приблизил свое лицо к искаженной страхом физиономии своей жертвы. – Я уничтожу тебя, понял?

Мужик побледнел и забормотал:

– Да ты чё, я б насильничать не стал. Я думал, уговорю ее, приласкаю – и сговоримся. Видно ж, девка горячая, кровь с молоком. Если б она сама не далась, я б не тронул…

– А она что – тебя к себе звала?!

Ненависть, полыхнувшая в его глазах, чуть не прожгла хозяина насквозь. Его нижняя челюсть жалобно задрожала. Листопад наблюдал, как стремительно опухает разбитый нос и заплывает глаз. Кровь, хлынувшая из лопнувших сосудов, в темноте ночи казалась черной. Сквозь бушевавшую в душе бурю чувств Листопад вдруг ощутил, что говорящий не лжет. Он действительно не желал причинить девушке вреда.

Просто мужчина долго был один, просто верит в свою неотразимость, просто раньше женщины ему встречались все как одна до сеновальных приключений охочие…

«До чего же все примитивно…»

Монах отшвырнул от себя противника. И подошел к девушке. Он тронул ее за плечо:

– Ты как?

– Он меня не тронул, – глухо прозвучал ее голос.

– Я знаю, – устало произнес Листопад.

– Откуда?

– Почувствовал. Он не лжет. – Монах кивнул в сторону сидящего у входа хозяина. Мужик отирал лицо краем рукава. Обнаружив, что один из передних зубов теперь шатается, он заскулил. Потом встал и, разочарованно покряхтывая, поплелся восвояси.

– Он и не тронул бы, – продолжал монах. – Успокойся. Его не надо бояться.

– Я не боюсь, – ответила девушка, не поднимая головы. – Сначала, когда он меня поймал, было очень страшно. А теперь просто противно.

Листопад сел рядом с ней и прислонился спиной к стене.

– Хочешь, уедем отсюда прямо сейчас?

– Куда? Ночь на дворе. Мало ли кто там бродит. И ты говорил, лошади устали… – Она подняла лицо, и Листопад увидел, насколько девушка бледна. – На меня раньше никогда никто не нападал.

– Знали, кто ты. Вот и не нападали. Ты была им нужна. – Он помолчал, а потом добавил: – Ко мне вообще раньше старались не подходить.

Оденсе сползла по стенке к монаху. Ее голова легла Листопаду на плечо:

– Прости меня.

– Ты с ума сошла? Или головой ударилась, пока отбивалась? – Монах посмотрел на девушку искоса. Он не мог видеть ее глаз, но знал, что она плачет – по щекам ползли слезы. Листопад осторожно обнял ее за плечо, прижимая к себе.

– Я не хотела тебя так менять. Я просто спасала.

– Так и я, – произнес Листопад, – просто хотел спасти. А получилось вот что.

Они долго еще сидели, прижавшись друг к другу, и глядели в открытый дверной проем, за которым повисло над бескрайней степью звездное небо.

– Все идет совсем не так, как ты рассчитывал?

– И не говори. – Монах покачал головой. Невесело усмехнулся. – Совсем не так.

– А почему ты вообще в это ввязался? Для чего?

– Для чего мне ты?

Берегиня кивнула:

– И все сопутствующие мне проблемы.

Монах посмотрел на нее внимательно, потом перевел взгляд на звезды.

– Однажды мне приснилась роза. Серебряная роза, ставшая вселенским солнцем. Потом я увидел тебя. Вернее, сначала ты чуть меня не убила, а потом уже я увидел тебя. Ты знала, что я побывал у тебя на чердаке как-то раз?

Оденсе отрицательно покачала головой.

– Ты спала, а я сидел рядом с тобой и рассматривал твое лицо. И тогда я почувствовал нечто, что заставило меня подумать, что ты тоже очень похожа на вселенское солнце. Которое – так странно – прячется от всех на чердаке. А должно ему посылать свет и тепло всем, кто ходит под небосводом.

– Так и было?

– Так и было. А еще я понимал, насколько велика твоя сила. Тебе ничего не стоило избавиться от наблюдения, на самом деле. Нужно было просто выйти из своего убежища и добить сначала меня, а потом, подбираясь поближе к каждому вновь прибывшему монаху, постепенно ликвидировать и их.

– И что бы мне это дало?

– Пока бы в ордене разобрались что к чему, ты могла делать, что душе угодно. Хочешь – беги подальше от неблагодарной родины, хочешь – борись против ордена. Да хоть гражданскую войну развяжи во имя освобождения гонимого Светлого Братства. Я сначала не мог понять, почему ты не пользуешься возможностью убить меня.

– Как так? Ты же был знаком с тем, что исповедуют берегини. Должен был догадаться, что я ни за что не переступлю через то, что считаю истиной.

– А я думал, что это только из-за твоего неведения относительно собственной мощи. Но чем дольше мы работали с тобой вместе, тем больше я убеждался в том, что даже если бы знала об этом, ты бы не стала сознательно причинять мне вред. Но, ты понимаешь, дело не в анализе твоего поведения или в растущем доверии, возникшем благодаря нашему своеобразному общению посредством медицины. Дело не в этом.