Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женя свернулась калачиком и по старой детской привычке подсунула угол одеялом под щёку. Вздохнула уже совсем сонно. И всё хорошо. И если бы она только могла кому-то рассказать, как ей хорошо…
Эркин проснулся от голода и ломоты во всём теле. И спросонья никак не мог понять, что его разбудило и где он. Даже показалось, что опять на скотной, только запахи почему-то другие. Но проморгался, протёр кулаками глаза и встал. Нет, всё нормально. Скотная осталась в прошлом. А что тело ломит, так это поправимо. Надо размяться хорошенько, разогреть мышцы, и всё пройдёт.
Он не сразу заметил чашку с чаем на столе. На секунду задумался, решил всё-таки сначала выпить чаю и сел к столу. Холодная горьковатая жидкость приятно прокатывалась по горлу. Он с сожалением поставил слишком быстро опустевшую чашку на стол и встал. Сцепил на затылке руки и потянулся, выгибаясь. Кухня, конечно, не зал в Паласе, обязательно что-нибудь, да заденешь. Шторы Женя, видно, ложась спать, открыла, не мылся же он при открытых окнах, и кухню уже заливал серый предутренний свет.
Эркин не спеша, преодолевая тягучую внутреннюю боль, разминал, растягивал и собирал мышцы, разрабатывал суставы, и боль отступала, уходила. За окном уже шумели птицы.
– Я думала, ты неделю будешь пластом лежать! – тихо засмеялась у него за спиной Женя.
Эркин резко обернулся. И улыбнулся.
– Куда мне столько? – он опустил руки и потряс ими, расслабляя плечи. – Нет, если лежишь, хуже. Суставы задубеют, – стал он объяснять, перемешивая английские и русские слова, – потом долго разрабатывать надо. Одна ночь в самый раз.
Женя подошла к нему, провела ладонью по его шее, плечу. Глаза её стали озорными, и он невольно насторожился.
– Ну-ка, ложись.
– Здесь?
– Да. Я тебя помну немного. Нет, на живот. Пол не холодный?
– Нет, – мотнул он головой, начиная догадываться о её намерениях, и лёг, положив подбородок на руки.
– Ну, держись.
Неумелый массаж был неожиданно и странно приятен. Пальцы Жени мяли, теребили ему мышцы, ощупывали позвонки. Он вытянул руки и уткнулся лбом в приятно прохладные доски пола.
– Ну, как? Легче?
– Ага, – он легко перекатился на спину, улыбнулся ей. – Откуда ты это знаешь?
– Массаж? – она села рядом с ним на пол, положив руку ему на грудь. – Видела в госпитале.
– Да-а? – искренне удивился он. – Там он зачем?
– А ты… – она запнулась.
Эркин легко подхватил невысказанный вопрос.
– Разогревались перед сменой. Чтобы легче было.
Женя провела пальцем по ложбине, разделявшей грудные мышцы. Он полуприкрыл глаза и замер… И получил звонкий шлепок по животу, от которого подскочил и сел, чуть не столкнувшись с Женей лбами.
– Всё в порядке? – преувеличенно заботливо спросила Женя и встала.
Эркин, тихо смеясь, кивнул.
– Тогда вставай и одевайся. Мне скоро Алиску будить.
Он снова кивнул и встал.
– Сейчас я воду принесу. И дрова.
– На сегодня хватит, – Женя окинула взглядом кучку поленьев у плиты. – Меня весь день не будет. А плиту я на Алису не оставлю.
– Понятно.
Вроде, она ещё говорила, а он уже оделся и только громыхнул вёдрами, сбегая по лестнице. А когда он закончил утреннюю работу, Женя уже сделала завтрак и подняла Алису. С утра она как-то меньше опасалась соседей, и завтракали они при открытых шторах.
– Ну как, хорошо вчера кормили? – смеясь одними глазами, Женя подвинула ему тарелку с творогом. – Хлеб бери.
Он улыбнулся было, хотел отшутиться, но повертел ломоть чёрного хлеба и свёл брови.
– Женя, а… такой хлеб… едят только русские?
– Получается так, – засмеялась Женя. – Я очень по нему скучала, когда из дома уехала. И когда после… – она улыбнулась какой-то грустной улыбкой, – после победы русских его стали продавать, я и беру теперь всегда.
– Значит… значит ничего, что все знают, что ты русская? – он напряжённо думал о чём-то своём.
– Я этого никогда и не скрывала, – пожала плечами Женя. И лукаво добавила. – Если спрашивали.
– Понял, – кивнул он.
Алиса ещё ковырялась, а он быстро доел, залпом выпил чашку чая и встал, привычно держась подальше от окон.
– Я побежал.
– Удачи тебе, – пожелала ему вдогонку Женя, но за ним уже закрылась дверь.
Тетрадь девятая
Тяжелая жара придавливала город. Днём пустели улицы, умолкали птицы.
В больничном саду, как и везде, жарко и душно. Но тень давала иллюзию прохлады. И на ленч врачи расположились в саду. Хотя до ближайшего бара менее