– Ну, нечего, пошли, пошли, – погнал их Лют.

И отворил перед Видгой дверь избы, крикнув куда-то вглубину: – Мама! Гости у нас!

– Слышу, слышу, – долетело в ответ… Молодой викингстоял неподвижно, прижав к себе накрепко забывшегося Скегги.

Между двумя дверьми было ещё темнее, чем снаружи.Расширенные зрачки смутно угадывали очертания стен, одежды и какого-тоимущества, развешенного на деревянных гвоздях. Пошарив впотьмах, Лют вытащилвеничек и обмёл сапоги – себе и Видге. Тут же распахнулась внутренняя дверь, исразу задышало теплом, и в ярком свете лучины возникла женщина – ещё молодая,стройная, в туго подпоясанном платье, с двурогой кикой на голове. Мать Люта,сообразил Видга. Другая ярлова жена.

Долгождана, знать, была предупреждена сыном о гостях. Покрайней мере не испугалась Видги и даже вроде бы не удивилась ему. А может,просто привыкла, что Лют во всякое время тащил домой разную обиженную тварь: тосироту лосёнка, то слепую собаку… а то, вишь ты, урманского княжича с хворымдружком.

Тут же взяла она Видгу за жёсткий кольчужный локоть ипотянула вовнутрь:

– Иди, иди, сыночек. Вот сюда, к печке… да садись,устал поди, бедный.

Видга не помнил, чтобы с ним когда-либо так разговаривали.Каждое слово будто гладило, утешало, ласкало…

– Малого, малого-то положи…

Он опустил Скегги на лавку и тут только почувствовал, какзакостенели руки. Скегги что-то жалобно пробормотал и свернулся клубочком.Долгождана захлопотала над ним, стаскивая заиндевелую одежонку.

– Ох ты, – разобрал Видга, – а косточки-тосветятся.

Тут до него дошло, что он стоял как есть в шапке, в меховойкуртке и в сапогах, и под ногами на чистом полу уже растекалась талая лужица.Он отодвинулся обратно к двери, расстегнул пояс. Лют взял у него одежду икуда-то унёс.

Больше всего хотелось лечь в пушистую овчину рядом со Скеггии ни о чём не думать. Голова гудела и кружилась, как будто он и впрямь выпил нев меру хмельного пива… Видга опустился на лавку, прислонился к стене и закрылглаза.

– Есть будешь? – спросил его Лют. – Садись,горячее.

Он держался сурово и хмуро.

– Не хочу, – сказал Видга. И сразу почувствовалмучительный голод. Мудрая Долгождана, не слушая, уже снимала с печки разогретыйгоршок.

– Иди ешь! – позвала она Видгу. – Остынет!

Он поднялся на ноги… ноги ощутимо подрагивали. Сел к столу ис удивлением обнаружил, что в избе, кроме Люта и его матери, обитало ещё двое.Мальчишка помладше Скегги и старый старик… Видга с первого взгляда распознал вних не родичей и не слуг. Просто гостей, которых, как и его самого, когда-топодбросила к этому очагу бездомная бродяжья судьба… да так здесь и оставила –милостью доброго хозяина и хозяйки. Деда он видел впервые и мог бы в этомпоклясться, но зато внучек был ему определенно знаком. Уж не его ли он, Видга,таскал, схвативши в охапку, на том острове посередине реки Рось? Его, его –ишь, смотрит, сейчас цапнет за палец… Видга подумал, что не проведёт в этомдоме ни одного лишнего дня.

Но сама собой возникла перед ним жаркая миска с румянойрассыпчатой кашей, а стол здесь, как во всех гардских домах, был высокий,колени проходили под него свободно. Так и дохнуло в лицо, так и умыло горячим,домашним, вкусным духом, от которого запылали обожжённые морозом скулы и вновьнеодолимо потянуло на лавку… носом к стене… и не думать, ни о чём не думать,начисто вырвать из памяти всё бывшее в эту ночь.

А ещё – потянуло подхватить эту миску и залепить кашей остену, выскочить вон и бежать, бежать без оглядки, покуда вновь не появятсяволки или не догонит где-нибудь под деревом тяжко ступающий холод… У него ведьне было больше уютного тёплого дома… и матери… и не было никогда…

И как знать, что сделал бы Видга, да отвлекся: подошлаДолгождана, поставила деревянную плошку, в которой горкой лежали крепенькие,один к одному, солёные грибки. Лют немедля запустил в плошку руку и захрустелядрёной шляпкой:

– Что смотришь, бери… мамка делала, других таких нету!

Дед Вышко, степенно работавший ложкой, и стремительно уписывавшийкашу внучок тоже потянулись к грибам. Если бы не это, Видга наверняка подумалбы – хотят отравить. Сколько этой гадости он сбил ногами в Торсфиорде и здесь,потому что ели это одни только тролли… да ещё Ас-стейнн-ки…

Видга положил в рот скользкий сизоватый грибок и долгожевал. Какая разница, отрава это или нет.

За его спиной приподнялся Скегги. Испуганно отстранился отДолгожданы, вливавшей ему в рот горячее питьё. И вскрикнул:

– Ты кто? Видга хёвдинг… не уходи без меня… я не хочу…

Видга рванулся к нему из-за стола. Почувствовав его рядом ссобой, Скегги, казалось, немного успокоился и принялся послушно глотать. Нопотом неожиданно вновь оттолкнул кружку и сел. Маленький, тощий, тщедушный… Чтобыло мочи вцепился он в руку Видги и твёрдо произнёс:

– Халльгрим Виглафссон! Ты, наверное, велишь меняказнить, но всё-таки я скажу!

Нездоровым, горячечным пламенем горели его глаза. И никакаясила не убедила бы его, что Халльгрим был далеко.

Он сказал:

Внемли, Фрейр сражений,

складной скальда речи!

Знай, играть не станет

скальд двумя щитами,

держа нос по ветру!

Если б, недруг ютов,

в буре бычьих копий

ты пил меньше браги,

то решать о важном

ты б не торопился!

Если б, тополь шлема,

об осине злата

ты думал поменьше,

то в бурю кормила,

ёвур, ты б не бросил.

Если б, клён кольчуги,

золото дробящий,

ты лучше знал сына,

то из лодьи кровли

его б ты не выгнал.

Если бы, хозяин

Слейпнира морского,

ты глянул подальше,

сам свой щит надёжный

ты не разрубил бы!

Выговорив всё это на едином дыхании, юный песнотворец безсил рухнул на ложе и тут же уснул, продолжая сжимать руку Видги в своей. Лютподошёл, неся Видге кашу, чтобы тот мог есть, не беспокоя больного.

– О чём это он? – спросил Лют тихо.

Прежде чем ответить, Видга на краткое время прикрыл векамиглаза… И разлился перед ним тихий закат, и встрепенулись в тумане белые крылья,и вошёл в уши далёкий тоскующий плач…

Летит, летит над морем одинокая птица, и не у кого спросить,где же берег…