Потом невдалеке заржал запряжённый конь. Заскрипели ворота,и немного погодя на белом пространстве реки появился крытый возок,направлявшийся к тому берегу. А оттуда, легко одолевая расстояние, неслись встылом воздухе обрывки песен, крики и весёлый шум. Это гардцы справляли свойдиковинный Йоль.

Видга постоял ещё, думая о том, что и Смэрна, должно быть,ходила сейчас по искрившейся мостовой, со смехом требуя пряников у чьих-нибудьзаиндевелых ворот… Мороз всё сильнее хватал его за уши. Он поглубже натянулшапку и оглянулся на дом. Нечего было и думать о том, чтобы вернуться туда ивзять лыжи.

Он прокрался к воротам. Там, завёрнутый в тяжёлую шубу,неподвижно стоял Бёдвар Кривой… Скучно смотреть на праздники со стороны, иБёдвара наверняка утешала только мысль о том, что Эйнар, друг и верныйпобратим, уж точно припрячет для него кусочек-другой повкуснее…

Видга удалился так же бесшумно, как и подошёл. Очень скороего гибкое тело мелькнуло под забором за спиной у отвернувшегося стража.

Он долго лежал в сугробе, не шевелясь и слушая, всё лиспокойно…

Ножны меча были завязаны ремешком, но без него Видга всёравно чувствовал бы себя голым. Он шагал между двух заборов, придерживая мечрукой в рукавице. И уже понимал, что пришёл сюда зря.

Смэрну невозможно было бы узнать, даже если бы он прошёл нарасстоянии шага… Парни и девушки со смехом и песнями сновали туда и сюда,стучали в двери и грозными голосами требовали угощения, намекая на милостьумерших предков, которой жадный хозяин вполне мог и лишиться:

– А не дашь хлеба, заберём сына или дочь…

Для пущего страха на каждом была шуба, вывернутая мехомнаружу и подпоясанная мочалом. Лица скрывали личины одна другой хуже. Дверираспахивались, и в подставленные мешки щедро сыпалась всякая снедь. Колядующиеблагодарили, обещали такой же щедрый праздник и на будущий год – и шли дальше.Отказа им не было нигде. Кому охота злить отчаянных парней, которые навряд лизадумаются в отместку забраться в хлев и связать коровам хвосты, а то взять давзгромоздить на крышу тяжеленные сани…

Видга шёл к дому Вестейна ярла уже без большой надежды,скорее затем, чтобы не отступать от принятого решения. Мохнатые, горбатые,уродливые тролли – и впрямь отлетевшие души, на одну ночь вернувшиесядомой, – перебегали ему дорогу, со смехом возникали в лунном луче и вновьныряли в непроглядную тень… Немалого труда стоило не обращать на них внимания.Видга не оглянулся даже тогда, когда меткий снежок угодил ему за ворот. Всёравно не сыщешь обидчика в этакой кутерьме, а насмешек будет довольно…

Он раз и другой прошёлся вдоль высокого ярлова забора. Навсякий случай – а ну Смэрна всё-таки выйдет?

Потом ему неожиданно преградили путь.

Видга вскинул голову. Перед ним, посмеиваясь и подталкиваядруг дружку, переминались с десяток парней.

– Ты, урманин, что тут позабыл? – спросил знакомыйголос. – А ну, пришёл незван, так ступай-ка недран домой…

Видга хотел было сказать сыну ярла, что пришёл вовсе не кнему, но промолчал. Вспомнил отцовские наказы: горе тому, кто посмеет нарушатьмир…

Однако Люту, знать, страсть хотелось испытать, каков жеВидга в бою.

– Возгря урманская, – подойдя вплотную, процедилон сквозь зубы. – Своих девок мало, к нашим повадился, щенок?

Промолчи Видга и на сей раз, и не было бы между ними драки иещё многого, о чём оба впоследствии горько жалели… Если не считать того, что сэтой ночи Видга для Люта перестал бы существовать.

Но Видга не промолчал.

– Отойди с дороги, – сказал он негромко, –пока я не прогнал тебя хворостиной… рабичич!

Стрела поразила цель без промаха. Видга знал, что говорил, иуспел вовремя отшатнуться – кулак сына ярла со стуком ударил в твёрдые брёвна.Лют вскрикнул в голос, но боль его не остановила. Даже не задержала… Онисцепились – рухнули на снег и покатились по нему, с хрустом всаживая в живоекулаки и колени, зверея от первой крови и давно копившихся обид… Оба былиоружны, но ножа не вытащил ни один – позабыли…

Приятели Люта побросали мешки с угощением и обступилирычащий, стонущий от ненависти клубок. Забава грозила окончиться худо.

– Растащить, что ли, пока не убились, – проговорилкто-то нерешительно. Другой добавил:

– Да кто хоть начал-то?

Пир в княжеской гриднице был в самом разгаре. Уже принеслидеревянное блюдо с горой ещё не остывшего печева, поставили перед Мстиславом, истарый князь, укрывшись за ним, спросил во всеуслышание, видно ли его.

– Где ты, княже? – спросила черноглазая дочь Радогостя.

– Вот и в следующем году пускай видно не будет, –сказал Мстислав из-за блюда.

Потом в доме погасили все огни, и он сам, своими рукамизатеплил новую, живую искру: она будет светить и греть в Новом дворе до другойзимы.

Пировавшие веселились вовсю. В гриднице с её окнами было нетеплее, чем во дворе, – гостей грели напитки из княжеской медуши да жаркиешубы. Почти не пили только двое князей. Чурила привычно оглядывал стол,проверяя, не родилась ли где хмельная ссора. Но всё шло лучше не бывает: дажеХельги Виглафссон и боярин Вышата, нарочно посаженные «в блюде», после долгогои неприязненного молчания о чём-то разговорились и скоро уже угощали одиндругого, точно старые друзья.

Но едва успел порадоваться этому молодой князь, как возник вдвери красный с мороза, распаренный рядович… Один раз глянул на него Чурила ипонял: беда.

Краткое мгновение промедлил князь. Понадеялся, что у тогохватит ума подойти незаметно, за спинами… Просчитался. Как был в необметённыхсапогах, в блёстках снежинок, вывалился бородач на середину гридницы. Да ибухнул:

– Неладно дело, Мстиславич! Отрок твой Лют сВитенегом-княжичем друг друга чуть не поубивали…

Гридница заволновалась – услышали все. Поди теперь отложидело до завтра, когда те и другие протрезвеют и остынут. Чурила угрюмоподнялся, про себя пожелав рядовичу онеметь.

– Сюда обоих.

Мстислав следил за сыном не вмешиваясь. Тяжко – так что же:не всё ему, отцу, рядом сидеть…

Отроки вкинули в гридницу драчунов. Их растащили в тот самыймомент, когда ярость достигла предела, а крови, чтобы затушить жар, пролилосьещё недостаточно. Кто держал верх, понять было невозможно: каждый успел вклочья разодрать на противнике одежду, у обоих заплывали подбитые глаза, износов одинаково сочилась кровь… Чурила повёл бровью, и двое, державшие Видгу,отступили. Такая несправедливость заставила Люта отчаянно рвануться, но егоудержали, наградив для острастки подзатыльником.

– Чего не поделили? – спросил князь.