Что тут началось! Вершина обрыва потемнела от сбежавшихся.Кого-то столкнули вниз. Княгиня с боярышней бросили свою шубу, принялисьпротискиваться вперёд не хуже простых девок. Парни восторженно орали и хлопалисебя по бёдрам. Лют в ревнивом бессилии стискивал кулаки. Утёр-таки ему нос сынурманского князя. Да как ещё утёр…

Видга остановился далеко на льду. И увидели, как он поднялруку с чашкой… и выплеснул из неё неразлитую воду. Всю не всю, но половину ужтак точно…

И, не оглянувшись, легко заскользил домой.

Зимние дни неприметно катились один за другим, делаясь всёкороче. Всякий вечер заставал Абу Джафара у княгини. Точно так же, как воеводаОлег, слушал он её рассказы о давнем, смотрел берестяные свитки, листалдиковинные латинские книги, которые Звениславка, хотя и не без труда, всё-такиодолевала.

Времечко летело быстро. Зима приближалась к середине. Наобоих берегах готовились к встрече самого короткого дня, после которого солнцеснова повернёт к лету. Если, конечно, люди сумеют его уговорить…

Только у одних это называлось Корочун, а у других – Йоль.

На первый день праздника в семье Олава Можжевельника былоназначено великое дело. Роду предстояло пополниться новым наследником.

Пленный селундец, конечно, не имел никакого отношения ни кОлаву, ни к Олавссонам. Кормщик долго чесал в седой бороде, обдумывая этообстоятельство. Но после решил, что справедливые Боги навряд ли останутсянедовольны. Зачем они подсунули Бьёрну этого датчанина, если не для того, чтобыон заменил ему брата?.. Не случайно же, действительно, всё это получилось…

Подготовка к обряду введения в род, называвшемусяэттлейдинг, началась загодя. Тремя большущими решетами отмерили ячмень ипоставили пиво в такой большой бочке, что можно было утонуть. Старый Олав самвыбрал откормленного бычка-трёхлетку и велел заколоть.

Три – хорошее, счастливое число…

Когда бычка разделывали, то кожу с правой задней ногиснимали особенно осторожно. Из неё сошьют волшебный башмак: только тогдаэттлейдинг будет иметь законную силу, только тогда прежние духи-покровителиотступятся от Гудрёда, отдадут его новым… Правая сторона к худому не приведёт!

Пир собрали в длинном доме, где жил Халльгрим со своимилюдьми. Хоть и велел обычай сидеть за столом только членам семьи – но какобойти, как не позвать всех, с кем привелось жить так далеко от Торсфиорда!Халльгрим, правда, был зван вечером к конунгу. Ну что же – он посидит, сколькосочтёт нужным, потом отправится за реку.

Просторный дом принял в себя всех. Пришёл Эрлинг с женой истаршим сынишкой, пришёл Хельги Виглафссон. Сыновья Олава принесли на щитеТоргейра херсира. Чтобы оседлать этот щит, Торгейр впервые самостоятельноподнялся. И гордо восседал на раскрашенном деревянном кругу, обняв двоихмолодых великанов за плечи.

И Любомира шла с ним смотреть урманский обряд, невольнопримериваясь к их широкому и бережному шагу. Уже своя для всех этих людей.

Хельги и Эрлинг сели по правую руку от Халльгрима хёвдинга,Вигдис устроилась слева, и Видга опустился на лавку рядом с ней, едва незаскрипев зубами от ненависти. Это место раньше принадлежало ему.

Друзья и родичи Олава предвкушали свершение таинства,которое должно было воскресить ему сына… Остальные рассчитывали крепко выпить ивкусно поесть. Заморыш Скегги несколькими днями раньше здорово простудился:огромная щука едва не уволокла его в прорубь, и, если бы не Видга, не отделалсябы он промоченными ногами. Но даже Скегги, ёжась, вылез из-под одеяла, и глазаего блестели весельем. Можно было поклясться, что у него была готова новаяпеснь.

И только Видге было на этом празднике холодно и одиноко.

Сколько раз, оставаясь один, он мысленно видел двоих младшихВиглафссонов сидящими под развешенным на стене оружием и Халльгрима,надевающего священный башмак. Сколько раз ему снилось, будто отец сажает его наколени сперва Хельги, затем Эрлингу и наконец Гуннхильд, в знак того, что онисчитают его полноправным членом семьи… а вот отец якобы силой заставляет его,Видгу, всунуть ногу – и именно правую – в башмак, хранящий его след, с темчтобы духи материнского рода не обиделись на него за измену.

– Я ввожу этого человека к собственности, –говорил между тем Можжевельник. – К собственности, которую я ему даю, и квергельду, и к подаркам, и к тому, чтобы встречаться и сидеть вместе, и ксудебным вирам, которые надо платить и которые надо получать, и ко всем правам…

И Видга неслышно, одними губами, повторил слова, так и необращённые к нему наяву:

– До огня и костра!

Чудес не бывает. Вот он и свершился, эттлейдинг, но не надним. Когда он ещё раз посмотрел на Халльгрима, тот наблюдал, как Бьёрн, Гуннари Сигурд по очереди подходили к башмаку, накрывая своим следом след недавнегочужака, утверждая его в семье. Гудрёд Палёный стоял очень бледный, только нащёках горели красные пятна. Верно, он уже крепко позабыл, что это такое –семья, братья, племянники… и широкая отцовская рука, лежащая на плече…

У Видги достало мужества вынести всё это не дрогнув. Ещё нехватало, чтобы весь дом видел и обсуждал его горе. Но и его решимость подалась,как глина под дождём, когда Халльгрим наклонился к Вигдис, сидевшей между ними,и шепнул ей на ухо:

– Если твоя родня будет неуступчива и не захочет, чтобыты была мне законной женой… вот так введу в род твоих сыновей.

Видга при этих словах едва не выронил рог с пивом, которыйподносил к губам. Звонкий голос Скегги, которому как раз протянули его арфу,куда-то отдалился и смолк. Исчез длинный дом, исчезли столы и жаркий очаг.Видга увидел только то, как рыжая Рунольвова дочка, ни разу ещё не улыбавшаясямужу на людях, чуть помедлила – и вложила свою руку в его…

…Как продолжался этот пир, Видга никогда впоследствииприпомнить не мог. Он что-то ел, что-то пил, что-то кому-то говорил и, кажется,даже смеялся, ибо негоже воину выставлять на люди ни свою ненависть, ни своюлюбовь… Халльгрим никогда, ни разу не заговаривал с ним о введении в род…

Он еле вытерпел, пока наконец хёвдинг не пожелал Олавудоброго пира и не направился вместе с братьями к дверям. Он поднялся, иХалльгрим остановил его:

– Ты-то куда? Ты не едешь.

Видга ответил, задыхаясь под взглядами пировавших:

– Я… выпил много… я пойду пройдусь…

Он не умел врать. Но, наверное, вид его соответствовалсловам.

Вслед за Халльгримом Видга вышел во двор, и жгучий мороз тутже заставил его плотнее запахнуть тёплую куртку. Одинокое облако лежало срединеобыкновенно ярких звезд, зеленовато-серебряное и очень похожее на корабль…Оставшись один, Видга долго смотрел на него, совершенно уверенный, что вотсейчас вспомнит нечто очень важное. Но так и не вспомнил.