Гингрич хотел, чтобы письма выходили регулярно, каждый месяц, и как можно скорее, но Эрнест согласился писать статьи, только когда ему хотелось. Редактор попытался соблазнить его рекламными предложениями своих рекламодателей; Эрнест любезно сообщил размеры воротника (17½), рубашки (44 дюйма о’кей, но 46 лучше), обуви (11) и брюк (33 талия, 34 длина). Если Гингрич пришлет что-нибудь, Эрнест пообещал «износить» его подарок. Скорее всего, он острил, намекая на свой небрежно-неопрятный вид, в сравнении с аккуратным и всегда безупречным гардеробом Гингрича. Как заметил однажды обескураженный Гингрич, Эрнест производил «общее впечатление, будто [его] одежда осталась после распродажи на барахолке».

Одной из самых привлекательных черт Гингрича, вызвавшей расположение Эрнеста, было его нежелание редактировать собственных авторов. Говорили, что девизом Гингрича было: «Чем меньше редактируешь, тем лучший ты редактор». В специальной заметке, написанной им позже по поводу редактирования рукописи Хемингуэя для «Эсквайра», Гингрич говорил: «Мы… всегда опирались на то, что я не буду вносить никаких изменений, но буду предлагать правки телеграммой или по телефону, только если потребуется из-за клеветы, вторжения в частную жизнь и непристойности». Так Гингрич, подобно Горацию Ливрайту и Максу Перкинсу, вступил в ряды легендарных редакторов, которые никогда не касались рукописей Эрнеста. Как и они, он не делал обидчивому автору одолжений. Со временем Эрнест все больше будет нуждаться в хорошем редакторе, который не боялся бы показаться бестактным, выполнить над произведением хорошее построчное редактирование и предупредить, когда Эрнест начнет двигаться не в том направлении.

Эрнест и Джо Рассел вернулись на Ки-Уэст только к 20 июля, за день до того, как Эрнесту исполнится тридцать четыре. Приближался отъезд в Африку на сафари. К этому времени от экспедии отказался Майк Стратер, как и Маклиш – оба ссылались на нехватку денег, но в действительности просто боялись, что дружба с Эрнестом не переживет путешествия. Чарли Томпсон по-прежнему собирался ехать, и Полин, которая планировала провести лето в Нью-Йорке с сестрой и, возможно, осенью уехать в Париж, в последнюю минуту приняла решение присоединиться к Эрнесту, потому что понимала, что Эрнесту будет недостаточно Чарльза в качестве компаньона и слушателя. Четвертого августа Хемингуэи прибыли в Гавану с Джеком и Патриком, а Грегори отправили на лето с няней Адой в ее родные Сиракузы, в штат Нью-Йорк. Старая няня-француженка Патрика, Генриетта, должна была присматривать за Патриком и Джеком в своем доме в Бордо, а осенью отправить Джека в школу в Париж. Следующие полтора месяца Эрнест и Полин провели в Испании вместе с Джинни, а в начале осени сестры уехали в Париж. Эрнест не появлялся на корриде до последнего дня августа, если верить его «Письму из Испании» в январский номер «Эсквайра» 1934 года. Он помогал своему другу Сидни Франклину с переводом одного испанского романа для «Скрибнерс», с жадностью читал в испанских газетах политические статьи (правые победят на ноябрьских выборах) и новости о новых матадорах и проводил по многу часов в Прадо и в любимых кафе в Мадриде.

Когда пришло время сочинить к следующему номеру «Письмо из Парижа», Эрнест большую часть заметки потратил на рассказ о встрече с лосем, с которым он столкнулся в Монтане год назад, и описал несколько профессиональных боев между французскими боксерами. В конце он говорил о возможной войне в Европе: «Но вот что заставляет вас действительно чувствовать себя плохо, так это то, как абсолютно спокойно здесь [в Париже] все говорят о будущей войне». И наконец, он признавал, что Париж «очень красивый» и «замечательный город, в котором хорошо жить, когда ты молод» и что «мы все любили его когда-то». Но Париж, писал Эрнест, похож на «любовницу, которая не стареет, и у нее теперь другие любовники… [Париж] всегда одного возраста, и у него всегда новые любовники».

Чарльз Томпсон присоединился к компании Полин и Эрнеста в Париже на благородном положении оруженосца. Он привез с собой новое оружие, которое они с Эрнестом купили для сафари. Эрнест встретил его в вокзале в берете, сжимая в руке большую бутылку шампанского, и немедленно повез друга в экскурсию на такси по Парижу. В последнюю ночь в городе Эрнест, Полин и Чарльз развлекали за ужином Джеймса и Нору Джойс, с которыми Эрнест, пока жил в Париже, был знаком поверхностно. По какой-то непонятной причине Эрнест не раз рассказывал об этом ужине на протяжении всей своей жизни. Он рассказывал, что Джойс беспокоился, будто его произведения «слишком провинциальные», а Нора сказала, что было бы здорово, если б ее муж пристрелил льва – но этот подвиг, как признался Джойс, был для него невозможен из-за плохого зрения. Возможно, Джойс обратил внимание на намек Эрнеста, будто темы его произведений, Джойса, скучны по сравнению с хемингуэевскими – которые после сафари станут еще более интересными. Впрочем, Эрнест произвел превосходное впечатление на выдающегося писателя-модерниста, который потом напишет: «Он нам нравится. Он большой и сильный крестьянин, сильный как буйвол. Спортсмен. И готов жить той жизнью, о которой пишет».

Двадцать второго ноября Хемингуэи и Чарльз поднялись на борт «Генерала Метцингера», направлявшегося из Марселя в Порт-Саид. Проплывая через Суэцкий канал, Эрнест в письме Патрику писал, что они прошли мимо пустыни, пальм и австралийских сосен, точно таких же, как деревья у них во дворе на Ки-Уэсте, а затем через Красное море вышли в Аденский залив. Далее корабль проследовал вдоль побережья до Момбасы, где вся компания сошла на берег. Друг Томпсона позднее описывал прибывших: Эрнест вытащил коричневую фетровую шляпу с широкими полями и выглядел спортивным в рубашке, а Чарльз потел в пальто и галстуке. Полин вся была в белом, от зонтика с оборками до платья, доходящего ей до лодыжек, и перчаток. «Мы с Полин были похожи на миссионеров, – позднее рассказывал Чарльз, – а Эрнест выглядел как заправский торговец виски».

Они добрались на поезде до Найроби, где остановились в роскошном отеле «Нью стэнли» (Полин признавалась потом, что скучала по его комфорту), а затем компания отправилась в Мачакас, на ферму к Филиппу Персивалю. Легендарный «белый охотник», Персиваль побывал на сафари вместе с Теодором Рузвельтом еще в 1909 году – именно благодаря этой экспедиции африканские приключения завладеют всеобщим воображением. В 1930-е руководители экспедиций-сафари были своего рода знаменитостями, весьма предприимчивыми людьми, часто выходцами из британских семей, у которых либо не было денег, либо имелись другие причины покинуть Англию. Эти романтические персонажи занимались тем, что открывали перед людьми с деньгами экзотический мир, где те могли ощутить будто бы настоящий риск – и на самом деле часто рисковали жизнью. Жизнь в лагере была простой, но довольно комфортной; участники экспедиции спали в больших палатках и мылись в парусиновых ваннах. Искатели приключений, как и Хемингуэи, перед поездкой отправлялись в магазин «Эберкромби и Фитч», где покупали одежду цвета хаки, куртки с ремнем и пробковые шлемы или шляпы с мягкими полами. (Тогда этот вид казался намного более экзотичным, чем сегодня.)

Вместе с двумя компаньонами Филип Персиваль недавно основал компанию «Танганьика гайдс, лтд». Не кто иной, как друг Джейн Мейсон Дик Купер, отправил компанию к Персивалю, которого позднее Хемингуэй увековечит в «Зеленых холмах Африки» как «Попа» [в рус. переводе – Старик. – Прим. пер.]. Чарльз Томпсон появится в повести под именем Карла, а Полин – Б.С.М., сокращенно от Бедная старая мама [в рус. переводе – Мама. – Прим. пер.] (Потом, когда Эрнест будет жаловаться на холодные ночи на ранчо «Л-Бар-Т» в Вайоминге, Полин станет называть его Б.С.П. – Бедным старым папой). Персиваль, в свою очередь, звал Эрнеста Попом. Он заслужил восхищение Эрнеста не только доблестью охотника и храбростью, но и тем, что был известный бабник, циник и бонвиван. Персиваль послужит прототипом героя по имени Роберт Уилсон в «Недолгом счастье Фрэнсиса Макомбера», который спит с женщинами-клиентками.