Когда Эрнест подъезжал к издательству «Скрибнерс», то первым человеком, который попался ему на глаза, был высоченный Томас Вулф, еще один вундеркинд Макса, чей «Взгляни на дом свой, ангел», после героической редакторской работы Макса, был издан лишь несколько недель спустя после выхода в свет «Прощай, оружие!». Эрнест, наверное, насторожился. Едва ли ему понравился рост Вулфа – он встречал не так много людей выше себя, – и он больше беспокоился о том, что Вулф станет любимчиком Макса, нежели о том, что Вулф будет ему конкурентом. Что касалось творчества, эти писатели были похожи друг на друга как небо и земля. Макс пригласил их в свой любимый ресторан «Черио», где разговором завладел Эрнест. Писатели так и не стали друзьями. Кроме того, в Нью-Йорке Эрнест пообедал с Дороти Паркер, повидался с Сарой Мерфи, поужинал с Гасом Пфайффером и встретился с приятелем Джейн Мейсон, Диком Купером, опытным охотником. Он заплатил таксидермисту, который сделает ковер из шкуры октябрьского медведя, и прокрался в кинотеатр посмотреть «Прощай, оружие!» – фильм, который он демонстративно проигнорировал в Пиготте, – настолько решительно он был настроен против рекламщиков от кино.

Эрнест также встретился с коллекционером книг Луисом Генри Коном, который хотел издать один из его рассказов ограниченным тиражом. Последний раз он соглашался на ограниченное издание «Естественной истории мертвых» (главы из «Смерти после полудня»), предложенное ему Каресс Кросби. Потом Эрнест поклялся, что больше не будет иметь дел с ограниченным тиражом, излюбленным проектом книголюбов, не совсем этичным. Кон хотел издать рассказ «Счастливых праздников, джентльмены!», довольно странную историю о шестнадцатилетнем юнце из Канзас-Сити, который просит кастрировать его, чтобы избавиться от похотливых желаний.

Кон представил Эрнеста еще одному коллекционеру, Арнольду Гингричу. Незадолго до встречи Гингрич, который скоро станет важной фигурой в жизни Хемингуэя, связался с Эрнестом и попросил подписать автограф на его экземпляре «Смерти после полудня». В настоящее время Гингрич выпускал журнал о мужской моде «Искусство одеваться» и был основателем, наряду с Дэвидом Смартом и Генри Джексоном, нового журнала для мужчин, который получит название «Эсквайр»; это слово было написано на конверте, адресованном «Арнольду Гингричу, эсквайру». Первый номер журнала, который вначале распространялся только через галантерейные магазины для мужчин, выйдет в октябре 1933 года. На протяжении нескольких лет Эрнест будет его постоянным автором и увидит, как будет расти сфера влияния журнала, его репутация, тираж, география распространения и количество рекламных страниц.

Эрнеста ждала в Нью-Йорке еще одна встреча, обещающая стать неприятной. Такой она и стала. На втором курсе в Роллинз-колледже Кэрол познакомилась и влюбилась в довольно примечательного человека по имени Джон Фентресс Гарднер, которого все всегда звали Джек. Гарднер родился в Колорадо в 1912 году и был принят в Принстон в возрасте пятнадцати лет, хотя перед тем он год отучился во Франции, в Гренобле. В Принстоне он выступал инициатором в поддержку собственных исследований. Денег в семействе Гарднеров явно не хватало, и вскоре они перебрались в Лейк-Уэльс во Флориде. Джон оставил Принстон и поступил в Роллинз-колледж в соседнем Уинтер-Парке. Он заинтересовался идеями антропософа Рудольфа Штайнера, учению которого они с Кэрол будут следовать до конца своей жизни. Антропософия, которую иногда описывают как духовную форму индивидуализма, уделяла первоочередное внимание нахождению и/или налаживанию связей между наукой и мистикой и помогала своим последователям выражать себя в искусстве. В наши дни антропософия многими отвергается как шарлатанство, однако идеи Штайнера оказали большое влияние на педоцентризм и заложили основу вальдорфской педагогики, базировавшейся на так называемой целостной теории развития ребенка.

В настоящее время Кэрол обучалась по годовой программе за границей, в Венском университете, с одобрения Эрнеста. Кажется, он ничего не знал о Джеке, пока Гарднер не попросил его встретиться в Нью-Йорке. Имя Гарднера впервые появляется в письме Бифи (прозвище Кэрол) к Джейн Мейсон, которая доверительно признавалась, что будет ужасно скучать по Джеку. К тому времени, когда Эрнест встретился с ним в Нью-Йорке, дело продвинулось вперед настолько, что Гарднер сообщал Эрнесту (не спрашивая того), что собирается жениться на Кэрол. Эрнест был возмущен. Судя по всему, он не хотел, чтобы она выходила замуж еще в колледже, и не желал и слышать об этом как о свершившемся факте. Джейн Мейсон и Джинни, которая сама уезжала в Европу в начале 1933 года, играли роль посредниц и помогали влюбленным; Полин мудро не вмешивалась. Эрнест же ненавидел, когда от него скрывали секреты или строили планы за его спиной.

Джек Гарднер как человек не произвел на него впечатления. Несмотря на открыто заявляемый католицизм, Эрнест был нетерпим в вопросах религии и не любил откровенного философствования и того, что сегодня мы называем самосовершенствованием. Гарднер, как последователь Штайнера, все это проповедовал, хотя и называл религию «духовностью». Более того, Гарднер продемонстрировал значительную эрудицию и, возможно, похвастался ранним зачислением в Принстон, что разозлило Эрнеста. Потом Гарднер скажет дочери, что он называл Эрнеста «бойскаутом-переростком», и, вероятно, был не так уже не прав. Кроме того, Гарднер уверенно заявил Эрнесту, что через три месяца предполагаемый шурин полюбит его так же, как сестра. Неприязненное отношение Марселины можно не принимать в расчет из-за ее отвращения ко всему незаурядному, однако замечания, которые она высказала Эрнесту о Гарднере, представляют интерес. Он казался ей «самым поверхностным и тщеславным юным эгоцентриком, которого я встречала за много лет!» Дочь Гарднера рассказывала, что в поздние годы «папа сгорал от стыда при воспоминании, насколько дерзким он был в студенческие годы».

Но все было испорчено. Несколько лет спустя, после того, как Кэрол и Джек поженились, Эрнест написал, по-видимому пьяный, младшей сестре письмо, которое так и не отправил. В нем он говорил, что «единственное, что тогда можно было сделать, это пристрелить Джека». Он пришел в ярость, когда узнал, что Гарднер сам уезжал в Европу, где проведет четыре месяца в «Гётеануме» в швейцарском Дорнахе, штайнеровском учебном центре. Гарднер ехал в компании студента Йеля и такого же, как и он, поклонника Штайнера, недавно пережившего аварию. Эрнест послал Кэрол телеграмму:

Как показывает телеграмма, Эрнест был по-прежнему в хороших отношениях с Кэрол, хотя она и написала подруге, что чувствует себя загнанной в угол из-за финансовой зависимости от брата. Кэрол пыталась убедить его, что не рассчитывала на то, что он станет поддерживать и Гарднера. Последовал бурный обмен письмами (переписка осталась в частных руках); исследователь, видевший эти письма, писал, что Эрнест обвинял Кэрол в поклонении Гарднеру – «гарднеризме». В защиту Эрнеста следует сказать, что, если Кэрол была такой же ярой штайнеристкой, как Гарднер, пожалуй, ее поведение подозрительно напоминало сектантское. Эрнест заявил, это его «долг» – указать, что Гарднер «жалкий психопат», лгун и дурак.