Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кровососущих насекомых на листьях в начале лета огромное количество, того и гляди, вопьется кто-нибудь в мягкое место, будете потом бегать и вопить, — объясняла она, наблюдая, как Женька с усердием размазывает по тощей спине Мишани бальзам, пахнущий лавандой и розмарином. Толку с него было меньше, чем от старых промышленных средств, но их нынче и днем с огнем не сыщешь.
— Мы помним, — кивнула Женя и засмеялась. — Клещ Эльвира приглашает на каникулах в лес на шашлыки.
— Вот от Эльвиры, которая нас пригласит сначала на шашлыки, а затем в больницу на отдых, мы и защищаемся, — кивнула наставница. — Все готовы? А где Индра?
Ни сокола, ни Марыси у озера не было, как и трех сумок с палатками. Зато в рощице под торопливыми шагами трещали сухие ветки. Ребята быстро похватали свои вещи со съестными припасами и побежали следом.
На открытом пространстве всем стало одновременно жарко и прохладно: сверху на макушку светило солнце, снизу голые ноги обдувал легкий ветерок. Посреди цветущей поляны и вправду стоял серо-бежевый льняной шатер с вышитыми по полотнищам изображениями, напоминающими лубочные картинки. Пучеглазые богатыри в золотых шлемах сосредоточенно размахивали мечами, побивая кривых и косорылых трехголовых гадов. Гады были очень похожи на хрестоматийного зеленого змия.
Индра в задумчивости стоял у входа, изучая намалеванных на навесе мужика и медведя с кучей репы в руках. Оба героя выглядели на одно лицо.
— У нас в походах, когда делать нечего, старшие в карты играют со срамными картинками про селянина и трех русалок, — сказал шепотом сокол, как только Илона встала за его спиной. — Так вот, смотрю я на это народное творчество, и кажется мне, что художник их один и тот же рисовал…
— Наша коллективная работа, полюбуйтесь, пожалуйста, — затараторила подбежавшая Аделаида Степановна. — Сами вышиваем, с жильцами нашего учреждения.
— А, так это ребята делали? — смутился Индра. — Тогда понятно…
— Что ты, нет, конечно! — замахала руками тетка. — Кто им, неразумным, иголку с ножницами доверит? Взрослые, уважаемые люди вышивали, к каждому пресветлому празднику картинка, а сверху руны обережные. Все, как наши предки завещали и как господа Великие распорядились!
— Хмельного при этом точно в рот не брали? — прищурился сокол. Видимо, картинки и впрямь поразили его до глубины души.
Аделаида Степановна поджала тонкие губы и стала похожей на высушенную мумию.
— Не брали, — обиженно буркнула она. — Господа Великие хоть и не запрещают, но мы против и в нашем приюте такого не допускаем. Хватит вон этих олухов, которые от родителей-пьяниц на свет появились, и теперь мучения всю жизнь принимают.
И Аделаида кивнула на своих подопечных, пятерых парней и пятерых девчонок. Худые и бледные, в одинаковых выцветших синих футболках и брюках с юбками, они возились у костра, раскладывая продукты для готовки. Практически всем одежда была не по росту, у половины волосы свисали с головы немытыми сосульками.
«Да что же ты несешь, дура старая? — закипело внутри Илоны возмущение. — От вирусов с бактериями и отравлений химикатами, которым подвергается мать, рождается намного больше детей с умственной отсталостью! И вообще, какая тебе, гадюке, разница?! Они и так всеми пинаемые и оскорбляемые, но ладно еще, когда бабка полоумная им вслед гадости шипит. А ты же специалист! Как только язык до сих пор не отсох?»
Она посмотрела на понурых «детей» Аделаиды, молчаливых и печальных, затем на свою разношерстную и пеструю компанию, которая, едва успев одеться, с любопытством озиралась вокруг и хихикала. Голова закружилась от едва сдерживаемой ярости. Хотелось подойти к мерзкой бабе и от души треснуть по лбу.
Индра тем временем внимательно осмотрел конструкцию шатра и снова нахмурился.
— А почему ткань провисает? — дернул он за край, отчего колышек неподалеку едва не вылетел из земли. — Надо было до раскроя предварительно выварить ее в воске или хотя бы сверху в один слой промазать. Без покрытия нельзя, пойдет дождь, и все вымокнут до нитки. И как так получилось, что внутри голая земля? У ребят есть спальники? Этого все равно мало, нужно хотя бы доски вместо пола бросить, а сверху еловый лапник…
— Зачем? — удивилась тетка. — Земля-матушка своих детей не бросит, согреет и накормит. Грешники только и замерзнут. И потом, наши предки-богатыри спали под открытым небом, плащом укрывшись, и здоровее всех были! Это нынче народ обмельчал, подавай ему блага цивилизации, яды да химию проклятую, босиком по снегу не ходят, костер без спички не подожгут. Вот раньше…
Тетка продолжала громко разглагольствовать, работая на публику из подошедших новеньких, не замечая, как Индра отвернулся лицом к шатру. Илона, стоявшая сбоку, испуганно охнула — у парня потемнели глаза и начал заостряться нос.
— Тихо-тихо, дружок, ты что? — ухватилась она за плечо, обтянутое белой футболкой. — Держи себя в руках, а то здесь и попадемся. Давай-ка отойдем на пару шагов…
Сокол с трудом дал себя увести.
— Я ее сейчас убью, — еле слышно прошептал он. — О каких предках она говорит? О тех, которые потомками моего и вашего народов были, поэтому огонь разжигали движением пальцев и могли не мерзнуть по собственному желанию? А теперь она мучает несчастных детей, пусть даже в теле взрослых, и калечит их, подтягивая до запредельного уровня голодом, холодом и лишениями? Сквозь эту тряпку, из которой скроен шатер, муха пролетит! И посмотрите на конструкцию, опоры высоченные, полог до земли не достает, висит внатяжку на веревках и кольях. Их продует в первую же ночь, а с учетом сна на холодной земле…
— Надо звонить Кире, — также тихо ответила Илона. — Нас Аделаида не послушает, я в ее глазах все еще молодая выскочка, работающая без году неделя, а ты и вовсе сопляк неразумный, по счастливой случайности имеющий право распоряжаться благами, которые она жаждет получить. Подопечных же она и вовсе за людей не считает. Как можно не давать им рукодельничать? Мои девки такие шикарные носки вяжут — не каждый условно нормальный человек справится! Я, например, даже браться не буду. И что мне, из-за глупых предрассудков нужно было отнять у них спицы, чтобы глаза друг другу не повыкалывали? Но в профессиональном сообществе к ней прислушиваются больше, чем ко мне. Она же работает в приютах еще с тех времен, когда они интернатами назывались, почти сорок лет…
— Сколько? — ахнул сокол. — Да я бы ее в темницу стражником работать не пустил,