Уже в начале 1951 г. Тито при посредничестве американского журналиста С. Л. Сульцбергера тайно установил контакты с греческим королем Павлом и с командующим греческого Генерального штаба, чтобы сообщить им о своей готовности сотрудничать с афинским правительством в сфере обороны. Далее последовали формальные переговоры с премьером Софоклисом Венизелосом, красноречиво свидетельствовавшие о том, насколько далеко готов зайти Тито в случае советской агрессии. Оба государства даже разработали совместный план – в случае войны занять Албанию, разделить ее между собой и таким образом обезопасить себе тылы. Американцы одобрили эти контакты. В 1953–1954 гг. администрация Эйзенхауэра содействовала заключению Балканского союза между Грецией и Турцией – членами Североатлантического союза – и Югославией[1332]. По инициативе Великобритании 28 февраля 1953 г. эти государства подписали в Анкаре «Договор о дружбе», целью которого было укрепить юго-восточное Средиземноморье для противостояния возможной советской агрессии. Помимо проведения регулярных совещаний по политическим вопросам договор предусматривал также консультирование и координацию деятельности трех генеральных штабов. После официальных визитов Тито в Анкару и Афины в феврале и июне 1954 г., 9 августа 1954 г. на Бледе Югославия подписала с обеими странами двадцатилетний «Балканский пакт» о взаимной помощи в случае агрессии по отношению к любой из них. Так она опосредованно стала частью того пояса безопасности, который Вашингтон пытался затянуть вокруг советского блока в южной Европе, а также застраховалась от возможных ударов с итальянской стороны. Югославия получила те же гарантии безопасности и взяла на себя те же обязательства, как если бы формально входила в НАТО, хотя ее армия не была подчинена иностранному командованию[1333]. «Не знаю, защитит ли нас этот пакт, – говорил Тито еще в ходе переговоров, – но это хорошее предостережение Сталину, чтобы он не делал глупостей на Балканах, поскольку этим он развяжет третью мировую войну»[1334].

Следует отметить еще один важный результат американской внешней политики, направленной на усиление южного крыла сил союзников в адриатическо-дунайском пространстве, а именно Лондонский меморандум, подписанный 5 октября 1954 г. На его основе Югославия и Италия, опустив серьезные расхождения предыдущих лет, разделили Свободную территорию Триест. Это решение спорного вопроса, который до тех пор не давал возможности Западу полностью использовать сотрудничество Югославии с его оборонными структурами, должно было заложить основы будущего дружеского сотрудничества между соседними государствами[1335].

Из-за триестского конфликта Тито в послевоенные годы враждебно относился к Италии и обвинял ее в том, что она вынашивает империалистические планы относительно югославской территории с Далмацией включительно. Опасное обострение конфликта произошло в августе 1953 г., после того как правительство Альчиде де Гаспери сменилось правым правительством Джузеппе Пелла. Уже в своей вступительной речи в парламенте последний потребовал от западных союзников осуществления «Трехсторонней ноты» от 18 марта 1948 г., предлагавшей Советскому Союзу ревизию мирного договора по вопросу о Свободной территории Триест. Она должна была полностью вернуться под итальянский суверенитет. С марта 1948 г., когда Югославия еще являлась членом советского блока, по август 1953 г., когда она de facto была включена в западный, обстоятельства изменились коренным образом, чего итальянцы, исходя главным образом из внутриполитических соображений, не желали учитывать. Пелла перешел от слов к делу: он приказал переместить три бронированные дивизии и группу парашютистов на тактические базы близ Горицы и Тржича, на границу с зоной А и Югославией. Он не известил об этом командование НАТО, хотя и должен был это сделать, более того, за спиной союзников он даже разработал план операции «Дельта», согласно которому его отряды начали бы наступление на Триест и оккупировали его. Поскольку следовало ожидать пограничных столкновений с югославскими подразделениями, в римском генеральном штабе без колебаний думали и о более широком военном вмешательстве, которое распространилось бы на всё Приморье[1336].

На этот вызов Тито ответил одной из своих самых знаменитых речей. По поводу десятилетней годовщины итальянской капитуляции 6 сентября 1953 г. он выступил на крупном партизанском митинге в Окроглице недалеко от Новой Горицы и заявил, что югославы не боятся «итальянских героев», размахивающих «деревянной саблей». Эти слова еще подлили масла в огонь и убедили англо-американцев, что проблему Триеста невозможно решить без их вмешательства. Они постановили передать зону А, находящуюся под их управлением, Италии, а зону Б оставить Югославии. Когда об этом решении одновременно, 8 октября, сообщили Пелла и Тито, последний отреагировал спокойно, хотя и считал, что итальянцы не удовольствуются зоной А и продолжат выдвигать свои ирридентистские требования. А это означало, что «двусторонняя нота» не сможет снять напряженность в отношениях между странами. Несмотря на то что Тито с улыбкой попрощался с американским и британским дипломатами, известившими его о декларации своих правительств, он был оскорблен тем, что его поставили перед свершившимся фактом; собственно говоря, он расценил его как «диктат». Более того, итальянцы провозглашали ее своей победой, что он воспринял как «подсечку». Он чувствовал, что союзники его обманули: «Мы не можем продать родину за помощь», – утверждал он. А поскольку он к тому же находился под давлением левых кругов СКЮ, упрекавших его в том, что его политика сближения с Западом не принесла плодов, в следующие дни он дал чрезвычайно жесткий ответ. 10 октября 1953 г. в Лесковце перед многотысячной толпой народа он пригрозил, что Югославия, если потребуется, будет защищать свои интересы с помощью армии, так как «расценит вступление итальянских войск в зону А как агрессию». Он говорил «очень громко, взволнованно и с небольшим придыханием, так что временами ситуация казалась элементарной, простой, почти дискомфортной», – писал Эдвард Коцбек[1337]. В тот же день и на следующий в Скопье, где он повторил угрозу, что «в тот момент, когда первый итальянский солдат войдет в зону А, туда также вступит наша армия», он заявил, что Югославия готова отказаться от американской и британской помощи, если ее условием будет принятие двусторонней ноты. Тем временем в Белграде и других югославских городах произошли манифестации, отчасти спонтанные, отчасти срежиссированные, и их участники более или менее убежденно кричали: «Дайте нам ружья, мы идем в Триест! Жизнь отдадим, а Триест не отдадим!» Началась оживленная агитация в прессе, росту напряженности способствовало и решение Тито издать указ о призыве 90 тыс. резервистов и об укреплении подразделений югославской армии в Приморье.