Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Радар! Беги к Клаудии!
Она не шевельнулась, только с ужасом посмотрела на меня.
– Беги, Радс! Ради Бога, беги!
Я бросил свой рюкзак, потому что он промок и замедлял меня. Другое дело – оружие мистера Боудича. Я не мог перестрелять достаточно ночных стражей, чтобы они не добрались до меня, но и не собирался отдавать им оружие. Я расстегнул пояс с кобурой и швырнул его в темноту. Если им нужен револьвер, пусть попробуют выйти за пределы города, обнесённого стеной. Затем я сильно шлёпнул Радар по заду. Меня окутал голубой свет. Я знаю, что со смертью можно смириться, потому что это произошло со мной в тот момент.
– ИДИ К КЛАУДИИ, ИДИ К ДОРЕ, ПРОСТО ИДИ!
Радар бросила на меня последний обиженный взгляд – я никогда этого не забуду, – а потом нырнула в увеличивающуюся щель.
Что-то ударило меня достаточно сильно, чтобы отбросить к открывающимся воротам, но не настолько сильно, чтобы размазать по ним. Седовласый ночной страж перегнулся через рычаг управления. Я видел его протянутые руки и кости пальцев, проглядывающие сквозь светящуюся кожу. Я видел вечный оскал его зубов и челюсть. Я видел голубые потоки какой-то ужасной оживляющей энергии, вытекающие из его глаз.
Теперь ворота достаточно открылись для меня. Я увернулся от цепких пальцев твари и перекатился к проёму. На секунду я увидел Радар, стоящую в темноте в конце Королевской дороги и оглядывающуюся назад. В надежде. Я бросился к ней, вытянув одну руку. Но тут эти ужасные пальцы сомкнулись на моём горле.
– Нет, малыш, – прошептал бессмертный ночной страж. – Нет, цельный. Ты пришёл в Лили без приглашения, и здесь ты останешься.
Он наклонился ближе, ухмыляющийся череп под натянутой марлей бледной кожей. Ходячий скелет. Остальные начали приближаться. Один из них выкрикнул какое-то слово – я думал, это Элимар, сочетание Эмписа и Лилимара, – но теперь знаю точно, какое. Ворота стали закрываться. Мёртвая рука сжалась, перекрыв мне доступ кислорода.
«Иди Радар, иди – спасайся», – подумал я, и это была последняя мысль.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
В местах не столь отдалённых. Хэйми. Время кормёжки. Верховный Лорд. Допрос.
1
адар борется с желанием вернуться к новому хозяину, вернуться к воротам и прыгнуть на них, царапая их передними лапами, чтобы попасть внутрь. Она этого не делает. Она получила команду и убегает. Она чувствует, что может бежать всю ночь, но ей не придётся этого делать, потому что есть безопасное место, если она сможет туда попасть.
Шлепок. Шлепок.
Радар бежит вприпрыжку всё дальше и дальше, низко прижимая тело к земле. Лунного света пока нет, и волки не воют, но она чувствует, что они поблизости. При лунном свете, они начнут атаковать, и она чувствует, что до него осталось недолго. Если лунный свет проглянет, и они атакуют, она будет биться. Они могут растерзать её, но она будет биться до конца.
Шлепок. Шлепок.
– Проснись, малыш!
Луны выглядывают из-за расплывающегося облака, меньшая в своей вечной погоне за большей, и завывает первый волк. Но впереди красный фургон и убежище, где Радар и Чарли провели ночь, когда она ещё была больна. И если она доберётся туда, то сможет проскользнуть внутрь, если дверь всё ещё открыта. Она думает, что Чарли закрыл её не до конца, но не уверена. Это было так давно! Если так, она сможет встать на задние лапы и закрыть, навалившись передними. Если нет, она прижмётся к двери спиной и будет биться, пока не останется сил.
Шлепок. Шлепок.
– Ты опять хочешь пропустить кормёжку? Неа, неа!
Дверь приоткрыта. Радар протискивается в проём и
ШЛЕПОК!
2
Это, наконец, прогнало сон, который мне снился, и я открыл глаза. Я увидел неустойчивый тусклый свет и кого-то, склонившегося надо мной. Его волосы спадали на плечи, и он был настолько бледен, что на секунду я принял его за ночного стража, который управлял маленьким электромобилем. Я быстро сел. Голову прострелила вспышка боли, а за ней волной накатило головокружение. Я сжал кулаки. Глаза мужчины расширились, и он отпрянул назад. Это был человек, а не бледное существо, окружённое голубым светом, льющимся из глаз. Его глаза были впалыми и выглядели как синяки, но это были человеческие глаза, а волосы были тёмно-каштановыми, почти чёрными, а не седыми.
– Дай ему помереть, Хэйми! – крикнул кто-то. – Он, чёрт возьми, тридцать первый! Они никогда не соберут шестидесят четыре, те дни давно прошли! Ещё один – и начнётся!
Хэйми – если это было его имя – посмотрел в сторону голоса. Он ухмыльнулся, показав белые зубы на грязном лице. Он напоминал одинокого хорька.
– Я просто пытаюсь завратать мою душу, Йо! Делай добро ближнему, ты же знаешь! Я слишком близок к концу, чтобы не думать о вечности!
– В жопу тебя и в жопу твою вечность, – сказал тот, кого звали Йо. – Есть этот мир, а потом гори всё огнём – вот так.
Я сидел на холодном влажном камне. За тощим плечом Хэйми я мог видеть каменную стену, по которой из решётчатого окна струилась вода. За решёткой не было ничего, кроме тьмы. Я был в камере. «Места не столь отдалённые», – подумал я. Я не знал, откуда эта фраза, даже не был уверен, что понимаю значение. Что я знал, так это то, что у меня ужасно болела голова, а у человека, который будил меня, шлёпая по лицу, было такое противное дыхание, будто во рту у него сдохла кошка. О, и, кажется, я обмочил штаны.
Хэйми наклонился вплотную ко мне. Я попытался отстраниться, но у меня за спиной была только решётка.
– Ты кажешься крепким, малыш. – Губы Хэйми, заросшие щетиной, щекотали мне ухо. Это было отвратительно и почему-то вызывало жалость. – Ты