Политически и экономически прочный тыл, постоянное превосходство над врагом в живой силе и материальных ресурсах дали президенту и конгрессу возможность не разрушать основные компоненты демократического правления. И эти возможности были востребованы и нашли применение.

Изданные в ходе войны на Севере карательно-репрессивные акты – например, о приостановлении действия «Хабеас корпус акта» (ключевого закона о гарантиях личности при задержании или аресте)[35], о смертной казни за государственную измену применялись почти исключительно на линии огня и в узкой прифронтовой полосе. На остальной территории Федерации набор конституционных гарантий и правовых обычаев сохранял силу. Предварительная цензура по-прежнему исключалась в силу известной 1‑й конституционной поправки – детища вольнодумца и соавтора «Билля о правах» Томаса Джефферсона. В тылу продолжали выходить газеты, журналы и памфлеты разнообразных политических направлений – от лояльных к Республиканской партии и Линкольну до враждебных к ним. Пресечение выпадов против войны как таковой, против целей данной войны и против носителей государственной власти, руководивших военными усилиями страны, было явлением поразительно редким и вряд ли могло быть названо суровым. Так, массовая нью-йоркская «Геральд трибюн», главный редактор которой Орас Грили славился «трудным», то есть независимым характером, за периодические нападки на президента США – главу государства и правительства и верховного главкома была закрыта президентским распоряжением… на трехдневный срок. Та же участь однажды постигла еще две нью-йоркские газеты – «Уорлд» и «Джорнэл оф коммерс», владельцы которых откровенно сочувствовали Югу и провокационно публиковали фальшивки – то поддельную президентскую прокламацию о якобы плохом положении на фронтах, то ложное извещение о предстоящем призыве беспримерно большого контингента на военную службу. Никто из директоров газет или их рядовых сотрудников не был арестован, выслан или хотя бы отстранен от исполнения служебных обязанностей[36]. На них даже не наложили штрафа[37].

Наиболее типичными наказаниями политических противников Федерации оставались тюремное заключение, высылка на вражескую территорию. Немалую часть смертных приговоров, вынесенных военными трибуналами, смягчил президент. В связи с этим американцы и иностранные наблюдатели говорили (одни с осуждением, другие с восхищением) о «потоке линкольновских смягчений».

Впрочем, смертную казнь гуманист Линкольн заменял другим поправимым, но тоже суровым наказанием – бессрочным заключением в каторжной тюрьме. К тому же на рассмотрение президента не направляли дел, в которых виновность подсудимых не вызывала сомнений ввиду ее бесспорной доказанности, обилия улик, единодушных показаний свидетелей обвинения, не внушавших доверия показаний свидетелей защиты или их отсутствия. «Несомненно виновных я сразу расстреливал» – с подкупающей прямотой рассказывал репортерам лучший кавалерийский предводитель северян бравый генерал Филипп Шеридан.

В сроки, закрепленные конституционным правом, происходили очередные президентские и парламентские (всеобщие и промежуточные) выборы с выдвижением кандидатов, партийными съездами, шумными избирательными кампаниями. Выборам 1864 года мало помешали даже такие тревожные события, как прорыв кавалерии южан в окрестности федеральной столицы, на протяжении почти всей войны находившейся недалеко от фронта.

Подобная готовность подавляющего большинства американцев подчиняться многим конституционно-правовым нормам мирного времени до сих пор поражает и озадачивает иностранных наблюдателей и исследователей.

Устойчивое продовольственное положение на фронте и в тылу, во многом являвшееся плодом раздачи земель по гомстед-акту, позволило федеральным властям воздержаться от нормированного распределения продуктов, которое так или иначе расширяет и утверждает власть государства над гражданским обществом, а в частности – увеличивает власть личностей, причастных к распределению благ, над согражданами. Цены и ставки зарплаты тоже не замораживались[38]. Страна избежала глубокого вторжения государства в экономические процессы.

Правда, забастовки с середины войны были объявлены резолюциями конгресса противозаконными деяниями и в качестве таковых пресекались. Но данная мера ограничила экономические права и свободы приблизительно 5–6 % населения Федерации.

Противники Линкольна многократно ставили ему в вину, что он в течение войны шаг за шагом расширял объем своих полномочий. Так, он иногда повышал офицеров в чинах и званиях помимо комитетов конгресса (конституция ничего подобного не предусматривает). Он собственной волей назначал и смещал командующих армиями, главнокомандующих на театре военных действий, временно запрещал газеты (см. выше), создавая, казалось бы, опаснейшие прецеденты. Такие его деяния шли вразрез с американскими конституционными обычаями. Политические противники президента на Севере и тем более на Юге не без некоторых оснований прозвали Линкольна «королем». Однако президент – верховный главком по статусу и адвокат по образованию и основной профессии – никогда не игнорировал конституционно-правовой стороны дела. Бывавшие в Белом доме обнаруживали в президентском кабинете не книги о военном деле, а юридические трактаты[39]. Как и требовали буква и дух конституции, Линкольн на такие новации, как замораживание Закона о защите личности, введение смертной казни за измену или налога на покупку предметов роскоши, испрашивал в установленном порядке согласия каждой из палат конгресса и применял новые полномочия только после такого согласия. А палаты и особенно профильные комитеты конгресса не были приучены рассматривать президентские обращения в экстренном порядке. Они давали согласие только после дотошного обсуждения[40], то есть не автоматически и уж точно не на следующий день.

Линкольн и ключевые министры его администрации – Эдвин Стентон и Уильям Сьюард, проводя курс на пресечение мятежа, сумели не лишить власти ни палаты конгресса с их комитетами, которые по-прежнему интенсивно работали и от которых по-прежнему многое зависело, ни органы власти штатов с их комплексом прав, о которых американцы не забывают до сих пор. Только к исходу второго года военных действий президент и руководимое Стентоном Военное министерство отважились окончательно лишить губернаторов «исторически сложившегося» права самостоятельно раздавать офицерские чины и звания.

При взгляде на Конфедерацию мы обнаружим, что на протяжении всей войны правительство Дэвиса, возглавившее мятеж против законной власти, ревностно соблюдало по крайней мере другой компонент американской законности и демократии – «права штатов».

Все армии конфедератов, строившиеся по старинному принципу землячества, создавались на уровне штатов, содержались на средства из их казны и частные пожертвования и подчинялись в первую очередь властям штатов – их легислатурам и губернаторам. Многие из военных формирований Юга первоначально воевали только под знаменами родных штатов. Известный ныне во всем мире флаг Конфедерации с его диагональным крестом и одиннадцатью звездами был признан многими ее субъектами далеко не сразу. Командный состав южан выдвигали и утверждали легислатуры штатов и (или) губернаторы (что роднило Юг с Севером). Военное министерство Конфедерации в ее столице – Ричмонде имело не административно-распорядительные, а координационные функции.

При развитом регионализме (по-русски – местничестве) и острой нехватке ресурсов остается удивляться тому факту, что южане создали неплохие не только сухопутные, но и военно-морские силы. Малочисленные парусно-паровые корабли под флагом Конфедерации («Алабама», «Самтер»,