Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И конечно очень им интересно, из-за чего твои охранники друг друга перебили. Пока они знают только, что это были просто люди с оружием. Ничьи… Я не желал ему смерти, – вздохнул Темиров. – Но с мертвых какой спрос? А был бы он жив, лежал бы в больничке? Добрались бы до него – как скоро добрались бы до тебя?.. Так вот, я не дам им этой форы.
Не убедил Темир Эде, заперлась она в вагончике. Но знал Темиров жену – не бросит она ребенка. Пусть клянет бывшего мужа, а ребенка не бросит. И был прав. Открылись двери вагончика, поволокла Эде вниз завернутое в одеяло тело начальника охраны. Сходила за лопатой. И, покрикивая на Амыра, чтоб не шалил, стала копать могилу…
…На убийство Тезека Койоновы не кололись. Темиров под стволом вывел братьев на двор, заставил размотать грязные повязки на руках. Очевидные симметричные сквозные огнестрелы наводили на мысль о наказании. Но и бывшего командира не выдавали братья. Раны обработаны были плохо, и посоветовал Темиров отправиться братьям в больничку. «Пусть там вами городские менты займутся. А я и сам Бирке найду,» – думал Темиров.
А вот здесь пришла пора остановить время. Вернее, время умел останавливать Кондрат Чуданов. Вернее, время останавливали духи, забирая шамана в путешествие. Неделями мог летать по не нашим мирам Кондрат, а на земле лишь часы проходили, часы, пока был в трансе шаман. Знал теперь Чуданов, чего хочет. Опять же, вернее, не он хотел – Эрлик дал ему задание. Описал шаману последствия, если тот откажется.
Душа пока сопротивлялась, не брал шаман в руки бубен. Пытался напиться. Но водка на вкус была, как болотная вода, и хмеля никакого. А тут еще Лена объявилась в аиле. И стало ей совершенно понятно, что Кондрат не только не собирается лечить её мать, но и хоть сколько-то ухаживать за ней не хочет. Но как не сопротивлялся шаман, как не ворчала мать Лены – девушка осталась. Мыть мать, кормить… А шаман всё пытался забыться, оттянуть обещанное Эрлику. И только швырял чуть отпитую бутылку в угол и кричал:
– Это ведь даже не мои духи!
А Лене через Алексея удалось вызвать к матери врача. И приехала – молодая, не опытная. Мать и говорить с ней не стала, отвернулась к стенке и уснула. Шаман ворчал, пытался врачиху выставить, и вдруг осёкся, замер в ужасе: заговорили Лена с докторшей не своими голосами. Заспорили, всё распаляясь. И понял Кондрат, что не девушки сейчас перед ним, а Эрлик с женой нынешней.
Жена мужа в неверности обвиняла, муж сетовал, что завяла давно любовь между ними – пора признать. Прямо, как у людей. Только у людей тарелки на пол летят, а у духов – то водой могильную яму затопит, то потоком мертвое тело из колодца выбросит (именно тогда это и случилось).
Следил шаман за перепалкой Лены с докторшей, не догадываясь даже, что ни той, ни другой на самом деле в его аиле не было. Лена в посёлке Мишку уговаривала в Барнаул податься, врачиха только ещё к аилу подъезжала. Кто с шаманом такое творил – Эрлик ли, самому ли шаману удалось-таки напиться до чёртиков? – неведомо. Но казалось ему теперь, что именно в Лене сидит Эрлик и уже пытается придушить жену свою ненавистную в шкуре врачихи. И когда осела врачиха неподвижно, повернулась Лена-Эрлик к шаману, вздохнула тяжело, будто выпустила духа, и снова стала только Леной. И заговорила наконец своим голосом:
– Я согласна. Сделай это, шаман. Только взамен мать мою не оставь. Верни к жизни.
– Это не ты, – качал головой Кондрат. – Ты не знаешь, что я должен с тобой сделать.
– Знаю. Ты второй день в пьяном сне с собой разговариваешь.
Всё равно чувствовал шаман, что водит дух его за нос. Но знал уже, что всё случится. Уже давно согласился Кондрат. И даже уже команду себе набрал. И видел тут же патологоанатома, пакующего в рюкзак какие-то склянки. Позади на стене неподвижна была мумия на фотообоях, а Дрянихин на фоне суетился и причитал:
– Всё сделаю, только чтоб Каан была моей. Слышишь, старик?
Видел шаман и Мергена, который стоял посреди темной улицы возле тату-салона и растерянно смотрел на свою машину. И как только шаман увидел тату-мастера, будто сам оказался внутри него. Отвернулся от машины, пошел. Дошел до колодца. Внизу темно, телефонный фонарик «не добивает». Скинул вниз ведро, поднял наполненное. Снял с себя светлую майку, бросил на землю, плеснул на неё из ведра, посветил фонариком – майка была теперь розовая. Вылетел на мгновение из Мергена шаман – тот сразу затрясся от ужаса, пополз от колодца на карачках, повторяя:
– Нет, нет…
Вернулся Кондрат в тело Мергена, поднял, понес его – его ногами – обратно к машине. Правильнее тут, как бы, сказать – шаман с Мергеном за тело боролись. Поэтому шел Мерген, как пьяный, шатаясь, переступая невпопад и спотыкаясь. Наконец, сел в машину. Заперся. Завел. Поехал. Не знамо куда – чтобы просто уехать. Очевидно, успешно пока боролся с шаманом Мерген. Вдруг остановился, осознав, что оказался в степи – машина светит фарами в черную пустоту.
Вроде бы «отпустило». Мерген уже думал сам и шевелился сам. Но через мгновение появился в свете фар Кондрат с бубном и в полном шаманском облачении. Появился уже камлающим. Снова запаниковал Мерген: своими ли глазами он это видит? – и тут же увидел больше. По очереди в трех зеркалах заднего вида, слева направо – три разных картины: в первом он делал татуировку на плече девушки, в среднем вонзался нож девушке в сердце, в правом, боковом, летели на лицо девушки комья земли – пока не скрывали. Картинки не исчезали, а повторялись, как «гифки». Заорал Мерген и…
…и очнулся. В своём салоне. С телефоном в руке. Глядя на разговаривающих Дрянихина и Кондрата Чуданова…
Алексей по пути к машине отмахивался от Олега, пытался объяснить, что даже если тот по радио выступит или пустит по улицам машину с матюгальником – никто не двинется с места. Разве что президент прямым обращением заставит их покинуть жилища.
– Справитесь с этим? У меня лично таких ресурсов нет… Слушай, я тебя не знаю, – продолжал Алексей, – но у меня ощущение, что ты комплексуешь и хочешь сделать что-то