—  Прекрати меня анализировать, — отвернулась она.

—  Ты что же, стесняешься? Рыжие всегда считаются бойкимидевчонками, которых не так-то просто смутить.

—  Все рыжие разные, — коротко заключила она.

— С этим не поспоришь, — согласился Гарри. — А твои,кажется, уже наелись. Укладывай их спать. — Он взялся переложить подкидышей сее коленей, куда они до этого перекочевали к теплу и ласке, обратно в вольер. —А вот я наоборот чувствую себя жутко голодным... Будешь чай с тостами?

— Странное время для чая, ты не находишь? — хмыкнула она.

—  Я не часто встаю в этот час среди ночи. Но если этопроисходит, мне всенепременно нужно перекусить, чтобы уснуть вновь, — пояснилон.

—   Тогда я с удовольствием составлю тебе компанию, —отозвалась Джина. - Я приду, когда они уснут.

—  Только не балуй. Не следует их слишком приучать к ласкам,— строго предупредил ее Гарри.

—  Все малыши заслуживают быть обласканными, - сказала она,пощекотав грудку одного крохи.

— Своих ты тоже намерена баловать? — сурово спросил он.

—  Детей? Да, вне всякого сомнения. Но не для того, чтобыони выросли избалованными, а чтобы не чувствовали себя брошенными и одинокими.И тем более, если ребенок напуган или расстроен, родитель просто обязан обнятьего и приласкать.

Скривив лицо, Гарри удалился, а Джина осталась тешить полусонныхмалышей. И ей самой так это нравилось, что она смогла себя остановить, лишькогда ее босые ноги окончательно замерзли.

Девушка поспешила в гостиную, где ее уже дожидался хозяиндома с горячими тостами и чаем. Она тотчас прыгнула на диван и плотно обернуласьтеплым пледом-.

—  Ничего, что я так бесцеремонно? — весело спросила онахозяина.

— Чувствуй себя как дома, — ответил он, разливая по чашкамчай.

Джина с наслаждением глотнула горячий ароматный напиток,зажмурившись от удовольствия. Она и впрямь почувствовала себя дома.

Уютно, привычно, уверенно. А когда открыла глаза, увиделаулыбающееся лицо Гарри.

— Щенки без ума от тебя, — сказал он неожиданно. —Везунчики.

—  Почему ты так думаешь?

—  Видел я, как ты с ними нянчишься.

—  А с ними по-другому и невозможно, они такие неженки.

—   Неженки-то неженки, но они слишком усложняют жизнь. Тебетак не кажется? — серьезно спросил ее Гарри.

—   Это оборотная сторона любой радости, любых отношений, —рассудила Джина.

—  Отношений, которых ты сознательно избегаешь, — вставилГарри.

—  Мы говорили на эту тему весь вечер. Все, что я могласказать на сей счет, будь уверен, уже сказала. Не начинай заново, Гарри, —сдержанно попросила его Джина.

Допив чай в полном молчании, она поставила чашку на кофейныйстолик и поднялась с дивана.

—  Уже? — поднял на нее изумленные глаза Гарри.

— Да, пойду одеваться. Вызову такси и поеду домой. Щенкисыты. В приют ты доставишь их и без моей помощи.

— Мы попрощаемся и ты уедешь? - недоумевая, спросил он.

— Да... А как же?

—  Уедешь из Йоркшира? — уточнил Гарри.

—  И этот вопрос мы тоже уже обсудили, — напомнила она.

— Ты действительно этого хочешь?

—  Гарри, прошу тебя...

—  Ты объяснила мне только то, почему тебе приходится ехатьв Лондон. Но я так и не услышал в твоих словах горячего желания уезжать.

—   В моем случае необходимость, возможность и желаниеудачно совпали. А радости в моих словах ты не расслышал по той простой причине,что я просто устала и мысли мои заняты сборами, — терпеливо разъяснила она.

—  Не верю я тебе, Джина, — безапелляционно возразил Гарри ирезко добавил: — Не верю ни единому твоему слову, когда ты так спокойноговоришь об отъезде. Я слышу только доводы безысходности. В твоей аргументациистолько здравого смысла и ни капли истинного рвения, которое должно сопутствоватьстоль серьезным переменам. Я докопаюсь до истинных причин твоего поступка, —предупредил он.

—  Поступай как знаешь, — спокойно произнесла она. — А ябуду делать, как мне велит мое сердце.

—   Я с каждой минутой все более и более убеждаюсь, что тыбудешь несчастна в Лондоне, — подытожил Гарри.

—  А я понимаю все эти наши разговоры так, что ты, преследуякакие-то цели, стараешься меня в этом уверить, — шутливо заметила Джина. — Аэто не вполне по-дружески, особенно учитывая, что ты сам пытался уверить меня втом, что мы не просто бывшие коллеги, но и друзья.

— Значит, ты предпочитаешь друзей, которые безоговорочноподдерживают тебя во всех твоих безумствах? — нахмурился Гарри.

— Если оглядываться на мою жизнь, то не так уж много в нейбыло этих самых безумств... А жаль, — насмешливо проговорила Джина. — Втвоем-то прошлом, насколько я могу судить, безумств было предостаточно.

—  Это точно, — согласился Гарри.

—  И если бы не проблемы со здоровьем у твоего отца, они быпродолжались и по сию пору, — предположила она.

—  Не исключено.

—  Поэтому не стоит тебе так уж рьяно радеть за моеблагополучие. Нас свели обстоятельства, которых могло и не быть. И ты мне недруг, не доверенное лицо. Ты — сын моего начальника.

—  Бывшего начальника, — уточнил Гарри.

—   Вот именно, бывшего... И ты отличный, насколько я моглазаметить, профессионал, приятный в общении человек, чрезвычайно привлекательныймужчина...

— Очень приятно слышать это из твоих уст, — очень серьезноотозвался он.

—  ...но нас ровным счетом ничего не связывает, — договорилаДжина.

—  Я был уверен, что последует какое-нибудь «но», —удрученно произнес Гарри.

—  Что делать, так всегда бывает, — пожала плечами она.

—  Не всегда. Иногда достаточно сосредоточиться наположительных моментах, чтобы не замечать несущественные заковырки... Тысказала, что я привлекательный мужчина. Ты основываешь этот вывод нараспространенном мнении или же вложила свое собственное отношение? — въедливопоинтересовался Гарри.

—  И то и другое, — неопределенно ответила Джина.

—  Ты мне прямо ответь, нравлюсь я тебе как мужчина?

—  И как мужчина тоже.

—  Что это значит? — допытывался он.

— И как мужчина, и как человек, и как коллега... Мне былоочень приятно работать с тобой весь этот год, — сказала она.

—   Я думал, этап дежурной вежливости в наших отношениях мыуже миновали, — недовольно поморщился он.