– Вот уж кто не пропадет никогда и нигде, покуда насвете есть хоть один мужчина, – хмыкнула Барбара. – Позвольтезаметить, моя госпожа, наша участь гораздо печальней.

Марина только вздохнула, потому что Барбара Казановская, еегофмейстерина, верная подруга и советчица, была права – как, впрочем, и всегда.

Будущее было темно и мрачно, как могила. С высоты сияющеготрона она рухнула – ниже низшего. Мятежники, захватившие власть, не простообобрали ее с отцом – они требуют еще и возмещения убытков, требуют заплатитьвсе, что было потрачено Димитрием на государственное переустройство. У царицыМарины Юрьевны, которая венчалась в русском наряде, неподъемном от количестванашитых на него жемчугов и каменьев (одна головная повязка стоила непомерную,невероятную сумму – семьдесят тысяч рублей!), теперь осталось лишь одно черноеплатье, в кое она успела облачиться перед тем, как в ее покои ворваласьозверелая толпа. Юбка заскорузла от крови убитого Янека Осмольского, но переодетьсяне во что. Сундуки пусты, в них ни тряпицы, ни рубашонки, ни пуговки неосталось.

Да что говорить о тряпках? Жизнь и судьбы всех поляков, отсамой Марины до последнего поваренка из свиты ее отца, воеводы сендомирского,всецело зависели теперь от милости победителей. Захотят те – и могут убить их,как убили уже многих. Захотят – отдадут в рабство к русским мужикам, как отдалиСтефку и еще нескольких несчастных. Захотят – сошлют в Сибирь, на медленнуюсмерть. Захотят – вернут в Польшу. Наверное, сейчас все соотечественники Мариныбольше всего хотели бы именно этого – воротиться домой.

Все… но только не она!

Она ведь не просто какая-то шляхтянка из Самбора, избраннаярусским царевичем в жены. Не только ради отцовского имени, но и ради любви кпанне Марианне Мнишек совершал Димитрий свои подвиги! Именно неистовая страстьк ней, неодолимое желание посадить ее рядом с собой на трон окрыляли его иявлялись движителями его свершений. Более того! Все прежние русские царицы,даже Анастасия, любимая супруга Ивана Грозного, были не более чем мужнимиженами, после смерти своих повелителей они становились ничем, пустымвоспоминанием о прежних почестях и титулах. Марина же, прибыв в Россию, тотчасбыла венчана на царство – еще прежде, чем стала женой Димитрия. Она сама посебе была царицей – и оставалась ею теперь.

Кто таков Шуйский? Не более чем узурпатор, захватившийпрестол, свергнув законного государя. Шуйский еще хуже, чем омерзительныйГодунов. Тот хотя бы дождался естественной смерти своего предшественника, ФедораИвановича. Годунову не надо было спешить – он и при живом царе являлся, по сутидела, правителем государства. Шуйский же рвался к трону, как опьяненный кровьюзверь. Именно Шуйский выводил Марину из храма после венчания с Димитрием ивместе с ее отцом провожал молодую до брачной постели. А в это время плелпаутину заговора и знал, что человек, которому клянется в вечной преданности,уже предан им – предан и обречен на смерть. Шуйский сам вор и самозванец,воссевший на престол при живой царице! И он должен, он должен быть свергнут,сброшен, низвержен. Русский трон принадлежит Марине Мнишек, царице-государынеМарине, принадлежит по праву.

Она тихонько вздохнула, и Барбара, исподтишка наблюдавшая загоспожой, невольно поежилась. Этот стальной блеск в глазах панны Марианны, этистиснутые губы, эти сошедшиеся брови, окаменелые черты и затаенный вздох…Барбаре вдруг пришло на память затишье перед бурей – то недолгое мгновениеблагости в природе перед тем, как пронесется вихрь, круша все на своем пути,без разбора, без жалости, без мысли.

– Они думают, я потонула в перевороте? Канула вбезвестность? – с трудом разомкнув губы, вдруг произнесла Марина. –Нет! Этого они не дождутся. Я – русская царица! Я царица – и останусь ею досмерти!

Барбара молчала. Она знала: панна Марианна не прощаетничего, никому и никогда. Она будет мстить за свое поругание, за своюисковерканную судьбу. Мстить – даже если окажется, что это будет стоить ейжизни.

Да что такое жизнь? Это малость. Богобоязненная, истоваякатоличка Марианна Мнишек будет мстить, даже если ей придется заложить душудьяволу!

– Сударь, не вели казнить… – Старый слуга осторожнопоскребся в дверь. – Человек до твоей милости.

Филарет с трудом поднял голову. Нынче он так устал, что дажене имел сил дойти до постели – задремал в широком кресле. Можно было, конечно,кликнуть людей – и раздели бы, и до ложа довели, – однако Филарету тошновидеть хоть одно лицо, даже своих слуг. Нагляделся на морды человечьи – до тошноты,до скрежета зубовного! Жалованный прежним государем, низверженным Димитрием, вчин патриарха Ростовского, он редко жаловал посещениями свою митрополию,предпочитая вершить все дела в Москве. Однако сейчас дорого дал бы, чтобыочутиться подальше от стольного града с его кознями, глумством, лисьимихитростями, изощренной ложью. Подальше от Кремля, в котором воссел ныне напрестоле толстый, лысый, подслеповатый, плешивенький человек лет пятидесяти слукавым выражением толстощекого лица.

Царем в России стал шубник…

Доходы князей Шуйских во многом зиждились на шубной торговлев Москве и близ нее, оттого и звался Василий Иванович в народе шубником.Ничтожное существо. И обиднее всего, что он сам, Филарет, более других приложилруку к возвышению сего ничтожного существа. Словно забыл, что предательство,ложь и обман являются потребностью Шуйского. Как ворон алчет мертвечины, а волк– крови, тот алкал лжи и измены. Однако прекрасно понимал, что сам по себе неспособен внушить никому никакого доверия и сочувствия. И подобно тому, какбезногие ищут подпор себе в клюках, Шуйский подпирал свои лжи и мошенничествапри помощи людей, в народе почитаемых и уважаемых. Одной из таких подпорокслужил для него Филарет – в миру Федор Никитич Романов, сын Никиты Романова,племянник покойной царицы Анастасии, первой и любимой жены Ивана Грозного.После гонений Годунова только двое – он, Федор, и брат его Иван – остались вживых из пятерых братьев Романовых, да и то Иван превратился преждевременно встарика, а Федор был насильственно пострижен, так же как и жена его, КсенияШустова, ныне инокиня Марфа. А ведь именно он, Федор Романов, мог бы по правутребовать себе московского престола – по праву рождения, по праву старшинства.Он, а никак не шубник, называющий себя потомком Александра Невского, однакобывший всего лишь отраслью его брата Андрея…