Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взволнованно ждала ответа Рихарда. В душе затаился страх быть отвергнутой или хуже, — опозоренной.
Поцелуй — вот его ответ!
Поцелуй был быстрым, коротким, неожиданным. Розэ, ощутив на своих губах тепло его губ, сначала покраснела. Граф оторвался, ждал реакции, но девушка просто потеряно смотрела в его глаза, пыталась что-то сказать, открывала губы, но звука не было. Рихард еле видно ухмыляется уголками и приблизился к ней снова; искал во взгляде своей пары одобрение. Розэ прикрыла глаза и потянулась на встречу — вот оно!
Фон Норд целовал её, медленно. Она неопытно отвечала, путалась. Это заводило мужчину еще больше, ведь до него никто Розэ не целовал. Анкор постепенно углублял поцелуй, придвигая за талию девушку ближе. Робкий поцелуй медленно перерастал в легкий французский, у Розалии даже начало получаться. Восторг победил страхи. Девушка запустила руки в волосы графа, длинными пальцами провела по его сильной шее, плечам. Рихард гладил изгибы талии, нежно касался спины, переводил ладонь на поясницу и чуть-чуть ниже.
В мгновенных, почти совершенно не заметных прерываний, они слегка улыбаются, и их снова тянет к друг другу с новой силой.
* * *
Мне хочется проклинать день нашей первой встречи; его образ навсегда отпечатался в моем сердце, а душа с тех пор рвалась ежедневно к нему; напряженное опустошение снимали только встречи с ним. «Запретный плод сладок», — не зря так говорят; вкусив, хочется еще. Я потеряла счет своим грехам: обман, непослушание, своенравие, теперь еще и… распутство — самый страшный и постыдный для женщины. Мне от него не отмыться, я уже целовала Рихарда вчера: много, долго, страстно, упиваясь им.
Совесть терзала, а страх быть раскрытой добивал. Я даже не пошла на завтрак, нет аппетита. Я прокручивала в голове диалог с графом, вспоминая поцелуи; виню себя, но мнения ума и сердца рознятся. Вспоминаю касания графа — тело тотчас взвывает от желания очутиться в его объятиях.
Я сбегала, обещая: «Это последняя встреча!», шла к нему, снова ругала себя, затем прощала и всё повторялось по новой — замкнутый круг, который я не в силах разорвать. Всё усугубилось, мы зашли слишком далеко, точка невозврата пройдена.
Сегодня воскресенье. Выходной. Свободный день, когда мы можем заниматься чем хотим: воспитанницы практиковались в танцах, в рисовании, некоторые занимались уроками либо просто читали в библиотеке, другие рукодельничали; еще это день, когда к воспитанницам приходят в гости семьи. Ко мне редко приходили, отец часто уходит в плавание, а мама с ним, но сегодня — я так рада! — они оба пришли меня навестить, об этом мне сообщила миссис Клин.
На внутреннем подъеме я буквально полетела к ним, но замерла возле двери; совесть неприятно сдавила грудную клетку и вина комом подползла к горлу. Не знаю, как смотреть родителям в глаза, они ведь такого хорошего мнения обо мне, и представить не могли, что их примерная дочь так опозориться. Кусаю губы, открываю дверь и, с натянутой до ушей улыбкой, захожу в комнату для гостей.
Родители сидели на диванчике возле большого окна. При виде меня улыбнулись, поднялись и, раскрывая руки для объятий, направились ко мне. Я воскликнула:
— Мама! Папа! — и по очереди крепко обняла их.
Давно не видела родителей, очень соскучилась; папа за это время постарел, некогда каштановые волосы уже частично поседели, но при этом сам взгляд всё еще яркий и полон жизни, а вот мама всё та же: длинные волосы, такого же цвета, как и у меня, хорошая кожа и, не смотря на возраст, почти без морщин, а голубые глаза сияют, как звезды.
— Как ты выросла, красавица моя, — улыбнулась мама.
— Уже замуж можно выдавать! — радостно объявил отец.
Я поморщила нос от услышанного, отец заметил это и спросил:
— Что случилось, Розалия?
Отвечать прямо о нежелании выходить так скоро замуж не стала, и деликатно объяснила:
— Хочу с вами пожить, пап. А то Благонравная академия, потом резко замуж, — качаю головой, — вас толком и не видела.
— Моя девочка, — мама гладит меня по плечу, а затем приобнимет.
— Хорошо-хорошо, — кивнул, хохоча, отец. — Ты права.
— Пап, — я сглотнула вязкую слюну и спросила с замиранием сердца, — а ты уже нашел мне мужа?
— Претендент есть, дочка, — похвалился он, поглаживая живот, — да еще какой! — Расправляет плечи и гордо объявляет, — граф Людских земель — Рагнар Ярл.
Меня пробрало неприятной дрожью. Граф Людских земель — это, конечно, большая удача стать его супругой. Для человеческой расы в королевстве он и естькороль. «Все равны!», — лозунг, который хоть все и говорят, но понимают, анкоры всё же стоят выше: король — анкор, приближенные к нему — анкоры, графы — анкоры; большим уважением, среди рыцарей, тоже пользуется именноанкоры, а нас, людей, редко во что ставят. Рагнар Ярл хоть как-то борется с несправедливостью, он добился того, что стал единственным графом-человеком в графстве которого живутисключительнолюди. Богат, влиятелен, силен, умен и храбр — мечта многих, учащихся здесь девушек.
— Он уже дал согласие на брак? — спросила тревожным голосом, только отец переживания принял за мою радость и, смеясь, ответил:
— Всё? Уже родители не нужны? Как узнала, кто будущий муж так и замуж сразу захотела? Всё не так быстро, дорогая. Сначала граф Ярл приедет, увидит тебя, познакомится, а там решит. Вдруг чем-то не понравишься ему, тогда придется искать другого мужа, но ты не волнуйся, — протягивает в крайнем слове «у», — разве моя доченька может кому-то не понравится?
— Папа, а вдругонмне не понравится?
После этого вопроса, мама отошла от меня и прикрыла губы крем рукава, а отец, сложив руки на поясе, недовольно свел брови на переносице. Я отвела взгляд и неровно выдохнула, молясь, чтобы они ничего не заподозрили. Обидно, что собственным родителям не важно, понравится ли избранникмне, главное, чтобы симпатична была ему я. Ощущаю себя товаром, который родители просто пытаются подороже продать. Наврятли они исходили из того, чтобы будущий муж был приятен мне, для них важны лишь статус в обществе, хорошие связи и деньги. Уверена, отец изначально хотел Рагнара Ярла мне в мужья и плевать, как он выглядит и какого он возраста. Главное успешен и богат, еще и со дворцом связан!
— Понравится, — отрезал отец и потер подбородок. — Чему вообще здесь учат девушек? — возмущенно, но уже у супруги спросил он и махнул рукой. — Может