— Если честно... не поверю, чтобы каждому из вас хоть раз вжизни не приходила мысль... стать самым первым из чародеев! Показать себя так,чтобы все согнулись. И тогда весь мир будет твоим... Весь, а не тот клочок,который гордо именуем страной, вроде других нет вовсе. Разве что двое-троесоседей, а больше на всем белом свете ничего... На картах за Гипербореей —пусто, только надпись: «Там странные звери». Но именно там могут быть самыедревние книги, самые мощные заклятия! Кто знает?

Олег затаил дыхание. Колдуны переглядывались. Хакамаспросила напряженно:

— Короед, что ты предлагаешь?

— Я скажу, что он хочет предложить, — вмешался Олегторопливо. — Вы в ярости, я вломился как медведь, что-то поломал и теперь хочувсех себе в челядь... Нет! Я не хочу Первым Чародеем. Я не хочу никогонаклонять... Довольно крови и разбросанных кусков мяса, от которого зверижиреют, а вороны перестают летать от тяжести. Мы составим Совет из сильнейших,чтобы следили за странами и народами. Мы будем вмешиваться, когда этонеобходимо... на благо самих народов. Мы будем строить города, зная, что никтоих не собирается разрушать, будем отправлять караваны с товарами в дальниестраны без охраны, потому что никто не посмеет остановить, тем более —ограбить! Мир, освобожденный от наших распрей, станет неслыханно богат! Абогатство — это магов как муравьев в трухлявом пне, это мудрецы, учителя,странствующие пророки! И все отыскивают тропинки, а то и дорожки к новыммудростям, новым знаниям, новым заклятиям, что когда-то приведут человека на тесверкающие вершины... откуда мы достанем... достанем...

Его дыхание участилось так, что из груди вырывался толькосвистящий хрип. Кулаки сжимались, он снова ощутил стыдное стремление зверякого-то разорвать, сплющить, доказать свою мощь.

Беркутпоинтересовалсясплохоскрываемой заинтересованностью:

— Положим, осуществимо. Кто будет в этом Со-вете?

Олег развел руками:

— Возможно, мы не самые лучшие, не самые знающие, не самыеумелые. Но если будем искать поумнее... Словом, мы и станем этим Советом! Никтоне будет главным, мы так и останемся каждый... главным. Сколько нас здесь?Восьмеро? Так и создадим Совет Восьмерых. Мир о нас не будет знать, зачемпростолюдинам... будь они деревенские кузнецы или короли, знать о тех, кто иминезримо правит?

Он обвел горящим взглядом всех, Россоха протестующе выставилруки:

— Я ничего не сказал!.. Мне вообще не нравится... править. Яредко считаю себя правым, вправе... Да еще правило в руки!.. Без меня!

Что-то важное почудилось Олегу в словах мудреца, котороговстретил первым на пути, предостерегающе грозное, но остальные смотрелизатравленными глазами, на лицах страх и жадность, уже слышно, как скрипят мозгиу Беркута, хлюпают у Ковакко, шуршат у Хакамы, всяк прикидывает выгоды иневыгоды, но, похоже, жажда выгоды перевесит, к тому же у каждого естьподленький страх, что если не войдет в этот Совет чародеев, то будет их неВосемь, а Семь, а то и Шесть или Пять... Мир в самом деле будет принадлежатьтем, кто согласится с этим полузверем, тогда не получить и те крохи от пирога,которые сейчас полагаешь своим неслыханным богатством...

— Ты говоришь, — сказала Хакама задумчиво, — не будетглавного. А кому принимать решения?

— Нам! Если заспорим, будем убеждать друг друга. Если неубедим, то... как решит большинство.

И все-таки колдуны переглядывались, отводили взгляды. Онощутил, что все чего-то ждут, а взгляды, которые бросают как стрелы, в чем-тостранные... Внезапно на затылке зашевелились волосы, по спине прошла ледянаяволна.

С абсолютной ясностью понял, что в помещении есть ещекто-то. Незримый для него. Незримый даже для других, но это человек или колдуниз их круга, о нем уже знают.

С колдунами что-то странное, он еще раз скользнул по нимвзглядом. Вроде бы их стало меньше... Так и есть! В помещении на него сзастывшими улыбками, полными ожидания каких-то событий, смотрят Беркут, Хакама,Короед, Ковакко, Боровик, Автанбор... Кого-то недостает, их явно было больше.Так и есть, исчез Россоха, не видно того дурака в расписном халате, как его...Сладоцвета!

— Не слушаете, — сказал он горько. — Как драчливые селяне...только о том, как сдачи... Прав или не прав, но главное — дать сдачи! Как мнеубедить? Как?

Голос его сорвался на крик. Горло сжало, он закашлялся, наглазах выступили слезы.

Справа пахнуло холодом, какой может идти только от острогожелеза. Он на миг представил, как лезвие врубится в мягкую теплую плоть,рассечет, перерубит кости, толстые и тонкие, и лишь потом брызнут тугие струигорячей крови...

— Россоха, — сказал он, — не тяни... Довольно! Что делаешь —делай.

Колдуны зашептались, их вытаращенные глаза не отрывались отсмертельно-бледного лица молодого волхва. Олег повел дико глазами по всемупомещению. На миг всем почудилось, что попытается схватиться с невидимкой, нотут же застыл напряженный как тетива перед выстрелом, с закушенной губой, вглазах страх и мольба, чтобы все поскорее кончилось.

Затем все услышали свист рассекаемого воздуха. Даже успелиувидеть, как закрутился небольшой вихрь и метнулся вслед за невидимым лезвием.

Автанбор вздрогнул, глаза выпучились. От его шеи по воздухучерез всю комнату протянулась нить красных бусинок, а когда они достигли стены,там возникли крохотные красные пятнышки.

Руки Автанбора метнулись вверх, пальцы ухватили голову. Всевидели, как голова осталась зажатой в ладонях, а тело начало медленно оседать.Из обрубка шеи на плечах ударили кипящие бурунчики крови, но из головы в рукахкровь полилась как из ведра.

Олегу да еще Беркуту послышался новый свист меча, глухойудар железа по живой плоти, но тут тело Автанбора тяжело грохнуло на пол, рукивсе еще сжимали отрубленную голову. Кровь хлестала бурно, красная лужарастеклась по полу, заполнила щели и медленными волнами потекла под стол,достигла лестницы и освобожденно устремилась по ступенькам.

Колдуны вжались в глубину кресел. Их трясло, глаза вылезалииз орбит. По полу тяжело протопали широкие ступни, оставляя кровавые следы.Цепочка протянулась в дальний угол, где вода в широкой бадье заколыхалась,послышался плеск, хлюпанье.

Короед вскрикнул, его трясущийся палец указывал в место, гдестена соединялась с полом. Там расплывалась красная лужа, кровь текла прямо изпустоты. Чуть позже начало проступать скорченное тело человека. Вполупрозрачной руке блестел такой же едва видимый нож с длинным узким лезвием.Тело медленно

— Эх ты... ты всего лишь человек!

— Сладоцвет?.. Так Россоха и его?..